Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
— Дурак, — сказал Жора. — Посмотри.
Лукьяныч быстро темнел, рот оскалился, показались неровные золотые зубы.
Сомнений не оставалось. Он был мертв.
Но оставить человека в подвале — это было выше моих сил. И Жоре пришлось буквально оттаскивать меня от тела вахтера.
Он вел меня прочь, к лестнице. И тут я услышал сзади голос Лукьяныча:
— Погоди… Щукин, погоди.
— Он живой! — крикнул я и вырвался из рук Жоры. Но, подбежав к Лукьянычу, я в ужасе замер.
Его широко открытые глаза были совершенно белыми, более того, они были покрыты
Я не помню, как Жора вытащил меня оттуда…
Глава 4
Я очень устал. И, наверное, потерял немало крови. Я хотел остановиться и отдохнуть, но остановиться было страшно.
Мы шли в лабиринте железных ящиков разного размера и формы. Ящики были ржавыми, они вздрагивали, и изнутри доносилось постукивание, словно кто-то просил выпустить его наружу… Стенка одного была выломана.
— Вырвались, — сказал Жора. — Теперь держись.
Я не знал, кто вырвался, и не было сил спрашивать. Небо было синим, вечерним, и уже появились первые звезды. Где-то далеко летел самолет. Стены ящиков смыкались над головами, и мы шли по узкому извилистому ущелью.
Местность начала понижаться. Мы опускались в какую-то воронку.
Ящики кончились, но приходилось перебираться через завалы бревен, бревна были гнилые, между ними летали светлячки. Жора шел уверенно. Только один раз он остановился и замер, приложив палец к губам. Я тоже замер. Я уже понял, что единственное спасение — во всем слушаться сталкера. Я не могу сказать, что раскаивался в том, что отправился в этот несчастный поход. Я был за пределами страха и любопытства.
Мы стояли, ожидая, пока длинная вереница больших белых крыс перейдет нам дорогу. Крысы не обращали на нас внимания. Каждая из них тащила в зубах маленькую куколку. Последняя, совсем еще крысенок, видно, устала и уронила куколку на землю.
Когда крысы исчезли, Жора наклонился и поднял куколку.
— Посмотри, — сказал он, протягивая мне куколку.
Я, хоть было довольно темно, понял, что куколка изображает Лукьяныча, с мизинец размером, оловянного, раскрашенного, в кителе и фуражке.
— Быстро работают, — сказал Жора.
— Кто?
Но Жора не ответил. Он быстро побежал вперед. Перед ним мелькнуло какое-то живое существо.
— Стой! — крикнул Жора, кидаясь вперед.
Раздался вой.
Я подошел. Жора лежал на земле между бревен, навалившись телом на ободранную худую собаку.
Собака повизгивала и вырывалась.
— Ты не видел здесь девочку? — спрашивал Жора у собаки.
Собака не отвечала. Только скулила.
— Ну и черт с тобой! — сказал Жора и отбросил собаку. Та кинулась в сторону.
Жора проследил, куда она побежала.
— За ней, — сказал он.
Нам пришлось перебраться через быстрый, пахнущий карболкой мутный ручей, пробраться сквозь завал картонных коробок, набитых тряпьем. Там была дверь. Из-за нее вырвался луч света.
Жора приоткрыл дверь, и странное зрелище предстало моим глазам.
Вокруг низкого длинного стола сидело множество собак, ободранных, худых, во всем схожих с той собакой, которую поймал Жора.
Собаки смотрели, не отрываясь, на стол. Там, освещенные толстыми горящими свечами, бегали автомобильчики и паровозики. На большом блюде посреди стола — грудой блестящие украшения. Некоторые из автомобильчиков вдруг начинали толкаться, слабые падали со стола.
— Эй! — сказал Жора. — Кто видел девочку?
Собаки как по команде повернулись к двери. Одна из них зарычала.
И тут мы услышали далекий детский плач.
— Это она! — сказал Жора.
Он побежал через комнату с собаками, и те отступали, рыча. Я бежал за ним. Собаки нас не тронули.
Мы выскочили из воронки, и пришлось долго пробираться через расползающиеся тюки с шерстью, потом по щиколотку в грязи шлепать в мертвом кустарнике, и неожиданно перед нами открылась грязная поляна, по краям которой было вырыто множество выгребных ям, источающих мрачное зловоние.
Посреди поляны возвышалось странное сооружение, похожее на башню рыцарского замка. И я не сразу сообразил, что это нижняя часть громадной фабричной трубы. В трубе была сделана дверь. Из нее на землю падал тусклый квадрат света. Оттуда и доносился детский плач.
Глава 5
Это был замок Сольвейга. Как его в самом деле зовут, даже он сам не помнит. Я единственный живой человек, который его видел. В прошлом году я добрался до его башни. Это самая дальняя точка, до которой я забирался в Зону. Сольвейг тогда сказал мне, что озера Желаний нету. И я ему поверил. Он знает.
Он его искал много лет.
Он сам себя называл Сольвейг. Я проверял. Есть такая опера, там Сольвейг прибегала к нему на лыжах. Но старик, наверно, спутал ее с соловьем. У него раньше был патефон. Но сломалась игла. Я обещал ему принести иглу, но не нашел — теперь их не делают.
Как же эта Галка добралась до старика? Здоровые мужики погибают, а она добралась.
У него в замке стоит золотой трон. Обшарпанный, правда, но золотой. Галку он привязал к трону. Она была чуть живая, рубаха в клочья, джинсы разодраны… Ох и напереживалась эта дура! А тут попасть в плен к маньяку!
Старик стоял перед ней. В одной руке банка со сгущенным молоком. В другой гнутая алюминиевая ложка. Глаза дикие, ополоумевшие.
Она ела это молоко, вся физиономия в молоке, по распашонке, по лифчику течет молоко, джинсы в молоке, даже волосы в молоке — видно, она сопротивлялась вначале, мотала головой. А теперь уже ничего не соображает, только кричит иногда, как воет.
— Кушай, — говорил-скрипел старик. — Кушай, моя королева. Мне ничего для тебя не жалко.
Он совал ей ложку в рот, она старалась отвернуться, он топал ногами и сердился.