Весь Клайв Баркер в одном томе. Компиляция
Шрифт:
Двое из четырех, которые пересекли порог, так никогда и не добрались до комнаты в центре здания. Ужас одолел их, и они пустились в бегство только лишь для того, чтобы затеряться в каком-нибудь из многочисленных слепых коридоров и присоединиться к сотням замученных здесь с тех пор, как Сатана принял свою резиденцию.
Из той пары, которая в конце концов изгнала с лица земли вечного Врага человеческого, лишь у одного хватило мужества рассказать о том, что произошло, хотя виденное им в сердце Ада едва ли было в человеческих силах вынести.
Разумеется, там не было никаких признаков Сатаны. Там был лишь Грегориус. Он, построивший это здание и обнаруживший,
Грегориус не оказывал сопротивления при аресте — ив самом деле, он, казалось, доволен был тем, что у него появились зрители, перед которыми он мог похваляться своими чудовищными зверствами. Тогда и потом, на суде, он вольно говорил о своих потребностях и притязаниях и о том, сколько бы еще крови пролил он, если бы ему позволили это. Достаточно, чтобы утопить все верования и заблуждения — клялся он. И все же он не был полностью удовлетворен. Ибо Бог укрепился у себя в Раю, а Сатана — в Бездне своей, и некому было остановить его.
Он наслушался разных оскорблений во время суда и позже, в тюрьме, где два месяца спустя умер при неких подозрительных обстоятельствах. Ватикан вычеркнул из своих списков всякое упоминание о нем, а семинарии, которые он основал, были расформированы.
Но нашлись некоторые — даже среди кардиналов, — которые не могли выкинуть из головы его злодеяния, взывающие к высшим силам, и — наедине с собой — гадали, не преуспел ли он в своей стратегии? Ибо отринув все упования на ангелов — падших либо каких иных, — не стал ли он одним из них?
Или же земным воплощением подобного явления.
Время желаний
Горящий человек скатился по ступеням лаборатории Хьюма, как раз когда полицейский автомобиль — вызванный, как он предполагал, Веллесом или Данс, которые наверху подняли тревогу, — ворвался в ворота и промчался по подъездной дороге. Как только он выбежал из дверей, автомобиль затормозил у лестницы и вывалил свой человечий груз. Он ждал в тени, охваченный ужасом настолько, что не мог бежать дальше, и зная, что они все равно его заметят. Но они пронеслись сквозь вращающуюся дверь, даже не взглянув на его мучения. Да горю я или нет? — подивился он. Не был ли этот ужасающий спектакль — когда плоть его была крещена огнем, который жег, но не сжигал, — всего лишь галлюцинацией, рассчитанной на то, чтобы поразить его, лишь его одного? Если это так, то, возможно, все, что он перенес в лаборатории, тоже было порождением воспаленного бреда. Может, он в действительности не совершил тех преступлений, от которых бежал, пока его плоть трепетала от экстатического жара?
Он оглядел себя. На его коже все еще светились очаги пламени, но один за другим они гасли. Он выскочил оттуда, подумалось ему, что костер, который небрежно залили водой. Охватившие его чувства — такие сильные, такие властные, что напоминали равно наслаждение и боль, — окончательно расстроили чувствительность его нервных окончаний, сделав их полностью невосприимчивыми, за что сейчас он был безумно благодарен. Его тело, которое возникло, когда покровы огня были сорваны, находилось в жалком состоянии. Царапины превратили кожу в путаную географическую карту, одежда сделалась лохмотьями, руки покрылись засохшей коркой крови — крови,
Еле передвигая ноги, он вышел из своего укрытия за дверью и спустился по наклонному пандусу, постоянно оглядываясь в ожидании возвращения двух полицейских. Никто не появился. Улица за воротами была пустынной. Он побежал. Он пробежал лишь несколько метров, когда вой сирены в здании за его спиной резко смолк. Еще несколько секунд гул в ушах продолжался из солидарности к умолкнувшему звуку. Потом, постепенно, он начал различать звук пожара — скрытный шорох горящих углей, который был достаточно далеко, чтобы его страшиться, и все же близко, как сердцебиение.
Он продолжал бежать, пытаясь набрать как можно большее расстояние собой и деяниями рук своих, прежде чем они хоть что-то выяснят; но как бы быстро он ни бежал, пламя мчалось вместе с ним, жар, затаившийся в его внутренностях, угрожал с каждым шагом разгореться снова.
У Дули ушло несколько секунд, чтобы определить, что за какофония раздается с верхнего этажа теперь, когда Макбрайд вырубил сигнал тревоги. Это было возбужденное щебетание обезьян, и доносилось оно из одной из многочисленных комнат, выходящих в коридор направо.
— Вирджил, — крикнул он в пролет, — поднимись сюда.
Не дожидаясь, пока его напарник присоединится к нему, Дули поспешил по направлению к переполоху. Уже на полпути по коридору он почувствовал, что запах пластика и нового коврового покрытия мешается с более сложной гаммой — запахами дезинфекции, мочи и гниющих фруктов. Дули замедлил ход: запах ему не нравился, не больше, чем истерические нотки, которые явно слышались в визге обезьян. Но Макбрайд медлил, и после некоторого колебания любопытство Дули взяло верх. Положив руку на дубинку, он приблизился к отворенной двери и зашел внутрь. Его появление вызвало еще одну возбужденную волну щебета у обезьян — примерно дюжины макак-резусов. Они бросались на решетки, кувыркались, пронзительно кричали и трясли проволочную сетку. Их возбуждение было таким заразительным, что Дули почувствовал, как из пор у него начал сочиться пот.
— Тут есть кто-нибудь? — позвал он.
Единственным ответом были вопли пленников — еще более истеричные — и звон сотрясаемых решеток. Он уставился на них через всю комнату. Они уставились на него, зубы их были оскалены то ли в приветствии, то ли в страхе, Дули не знал, да и проверять ему не хотелось. Он старался держаться подальше от скамьи, на которой были расставлены клетки, и начал методично осматривать лабораторию.
— Черт возьми, откуда такая вонь? — Макбрайд появился в дверях.
— Всего лишь животные, — ответил Дули.
— Они что, никогда не моются? Вот грязнули.
— Может, что-то внизу?
— Да нет, — ответил Макбрайд, подходя к клеткам. Обезьяны приветствовали его появление, подняв визг еще громче. — Просто сигнал тревоги.
— Наверху тоже ничего, — ответил Дули. Он уже собирался добавить: «Не делай этого», чтобы помешать своему напарнику просунуть палец сквозь решетку, но прежде чем он успел сказать это, одно из животных радостно воспользовалось предоставленной возможностью и укусило палец. Макбрайд отдернул палец и в отместку ударил по решетке. Вопя от гнева, обитатель клетки отскочил, выплясывая безумное фанданго, и так раскачал клетку, что она угрожала свалиться на пол.