Весь мир - чулан
Шрифт:
А потом:
— Ш-игур-ш-шур!
И «щелк-щелк» Прищепки, в котором явно угадывалось отчаяние.
После этого к Канючке вернулся дар речи и она тоже сказала «ой!».
Вслед за ней сказал «ой» испуганный Кладовкин, а вслед за Кладовкиным — оглушенный Механюк.
— Ой-ёй-ёй! — опять раздалось из поднебесья.
Но вовсе не со стороны Страшилки. А гораздо ниже.
— Горе мне, горе! — причитал великий путешественник Топ Дорожкин, потирая ушибленные места.
— Ты где, Дорожкин? — крикнула Канючка.
— Я в непроходимом месте! — отозвался, оглядевшись, Топ Дорожкин.
— А Страшилку видишь? — спросила дрожащим голосом Канючка.
— Нет. Я до нее не добрался. Но это место таит в себе не меньше опасностей, — сказал Топ, присмотревшись к темным закуткам окраины «всего мира», куда его закинули судьба и добрый друг Трезор Кладовкин.
Топ Дорожкин, да еще и с тяжеленной цепью, да еще и с верной Прищепкой на штанах, не добрался одним махом до Страшилки. Он смог долететь только до яруса со стеклянными горами. И в этих горах по-прежнему что-то бурлило и пузырилось.
Это пузырился напиток, который умел готовить дедушка из яблок и черноплодной рябины. Напиток нравился не только дедушке. Он нравился и другим любителям яблок. Сейчас эти любители тысячами, нет, миллионами сидели вокруг стеклянных гор и пристально наблюдали за каждым движением Топа.
— Как ты думаешь, Прищепка, они нас съедят? — шепотом спросил он своего верного друга.
Но ответа не услышал. Он посмотрел себе за спину: Прищепки не было! А значит, не было и цепочки от часов, которая связывала его с дорогими друзьями!
— Эге-гей! — кинулся Топ к краю яруса, к самому подножию стеклянных гор. — Я в беде! Я отрезан от мира! Я у стеклянных гор!
— Щелк-щелк! — донесся до него отчаянный голос Прищепки.
Прищепка чувствовала себя страшно несчастной. И страшно у виноватой. Хоть она изо всех сил держалась зубами за штаны своего дорогого хозяина, но тяжелая цепь висела у нее на хвосте. И чем ближе они подлетали к месту назначения, тем тяжелее становилась цепь. А когда дорогой хозяин шмякнулся о подножие стеклянной горы, цепь натянулась и изо всех сил дернула Прищепку за хвост. И хоть Прищепка была крепко привязана к Топу Дорожкину (а точнее, к его штанам), цепочка, видно, была еще сильнее привязана к своему часовому домику и дорогой кукушке. Она потянула Прищепку обратно и не успокоилась, пока не притащила ее к часовому домику. Прищепка врезалась в шапку Механюка и свалила его с ног.
— Ой-ёй-ёй! — выл оглушенный Механюк.
Ой-ёй-ёй! — кричал из поднебесья окруженный прожорливыми любителями яблок Топ Дорожкин.
— Ой-ёй-ёй! — рыдала Канючка, прижимая к груди кулачки: теперь никто не мог защитить ее от Страшилки. Механюк был наверху, у часового домика, Топ Дорожкин сгинул во тьме у стеклянных гор, а Кладовкин метался по столешнице внизу и причитал:
— Надо что-то делать!
— Кладовочкин, ну так сделай что-нибудь! — захныкала перепуганная Канючка, свесившись со своей полки.
— А что? — обескураженно спросил Трезор.
— Ну ты же сам сказал: надо что-то делать! Вот и делай!
— Действительно! — согласился Трезор и огляделся. — Все же ясно: надо спасти Топа и победить Страшилку!
Кладовкину стало гораздо спокойнее — ведь у него был план!
Он осторожно спустился на тарелку, с которой только что улетел его дорогой друг Топ Дорожкин. А потом крикнул наверх:
— Механюк, прыгай!
— Ой-ёй-ёй, у меня голова раскалывается! — прокричал Механюк, выглядывая с крыши буфета.
— Пока будешь лететь, все пройдет от свежего воздуха! — утешил его Кладовкин.
— Послушай, Кладовкин, ты даже не сможешь понять, где ты, если вдруг прилетишь непонятно куда!
— Я прилечу к Страшилке! Потому что у меня нет этой твоей дурацкой цепи и я улечу дальше! — возразил ему Кладовкин. И крикнул: — Прыгай!
Механюк прыгнул с огромной высоты. На Кладовкине не было цепочки от часов. Поэтому он взлетел вверх с такой силой и скоростью, что у него заложило уши! Вокруг него все мелькало и свистело! Но даже сквозь свист он расслышал устрашающее предостережение Страшилки: «Несет его лиса за дальние леса, за высокие горы». Сердце Трезора сжалось: он подумал, что это Страшилка про него рассказывает. Но потом его сердце наполнилось мужеством: он решил, что Страшилка это рассказывает про Топа Дорожкина! Значит, прочь сомнения! Надо спасать друга!!!
Но голос Страшилки остался далеко внизу, а Кладовкин все летел и летел со свистом, пока — бум-с-с! — не врезался в крышу мира.
Если бы у Кладовкина было столько ученых мозгов, сколько их было у Механюка, он бы точно закричал «ой- ёй-ёй!» и упал бы оглушенным.
Но у Кладовкина не было таких мозгов, у него были только решительность кладоискателя и мужественное сердце друга.
Он всего-то и успел сказать:
— Ну ничего себе! — И начал падать.
Ему захотелось закрыть глаза от страха. И он бы так и сделал, если бы вдруг не заметил кучу спасительных серых веревок. Трезор быстро протянул руку — хоп! — одна нить из спутанной сетки была у него в кулаке! Кладовкин перестал со свистом падать, он стал медленно болтаться на веревке, пока та не начала разматываться и истончаться.
Кладовкин уже примерился к другой веревке. Но тут он увидел хозяина веревок: тот с удивлением и недовольством поднялся на всех своих восьми лапах и буравил Кладовкина совсем недружелюбным взглядом крохотных глазок.
— Извините за беспокойство, — успел пролепетать Кладовкин и тут же исчез из виду, потому что его спасительная ниточка вытянулась изо всех сил и… оборвалась!
Летит Кладовкин вниз и слышит загробное:
— Ш-ш-ш… и остались от него рожки да ножки… ш-ш-ш.
— Ну уж нет! — воскликнул Кладовкин, вытянул руки и ухватился в последний момент за Страшилку. — Так вот ты какая, Страшилка! — прошептал он, боязливо вглядываясь в темноту над вытянутыми руками.
Страшилка выглядела совсем не страшно. Она выглядела странно. Она выглядела ни на что не похоже. По крайней мере, ни на что из того, что повидал на своем веку кладоискатель Трезор Кладовкин. У Страшилки не было ни рук, ни ног. У нее еще чего-то не было, но Кладовкин никак не мог решить, чего именно: то ли головы, то ли туловища. Страшилка оказалась квадратной, вместо лица у нее была сетка, а за этой сеткой угадывалась дырка рта. И этот спрятанный рот вдруг заканючил не хуже Канючки: