Шрифт:
Annotation
В чулане живут симпатичные существа: рачительный кладоискатель Трезор Кладовкин, великий путешественник Топ Дорожкин, прекрасная Канючка Буфетная и умненький Механюк. Тесный мир чулана для них огромен, полон опасностей, населен драконами, великанами и страшилками, в нем есть священные книги, стеклянные горы, бездонные пропасти и бесценные сокровища. И что за беда, если великан окажется хозяйственной бабушкой, а сокровища — столовыми ложками, кнопками, пуговицами. Для Трезора, Топа, Канючки и Механюка все страхи и опасности — настоящие, как и подвиги, которые они совершают, осваивая этот огромный мир, изобретая его заново…
Аглая Дюрсо
Предисловие
Пролог
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7.
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Аглая Дюрсо
Весь мир — чулан
Предисловие
Увы, но… даже невооруженным глазом видно, по какую сторону баррикад я нахожусь в затяжном конфликте отцов и детей. И это несмотря на то, что я еще неплохо держусь на ногах, а недавно посетила косметолога с целью радикального омоложения. Думаю, косметолог хотел при помощи ядов и химикалий содрать напластования озабоченности правилами хорошего тона и соответствия общепринятым понятиям. И докопаться до беспечной улыбки. И это ему почти удалось: последний раз я так выглядела, когда после девятого класса ездила в колхоз, а меня там побили девчонки на местной дискотеке, потому что я танцевала с их голубоглазым баскетболистом.
Увы, но… мои дети не знают, что такое «колхоз» и что такое «дискотека». Зато они, в отличие от меня, знают, что телефон нужен не для того, чтобы звонить, а для того, чтобы играть на нем музыку и выходить в Интернет. И это позволяет им свысока поглядывать за баррикады! Наверное, нам совсем не о чем было бы поговорить, если бы не моя озабоченность завтрашним днем. Из-за нее я не слышу ответов на свои вопросы и могу раз пять подряд спросить: «Ну и как прошел конкурс рисунков, то есть, проста, граффити?» Думаю, когда я совсем окопаюсь по эту сторону баррикад и впаду в маразм, наши разговоры приобретут бесконечно-заинтересованный характер.
Но не могу же я молчать несколько десятков лет, до того как наступит беспечное время старческого ничегоневедения? Мне же надо заполнить эту паузу взаимообогащающими разговорами и поучительными примерами! В конце концов, я владею вымирающими знаниями, как сделать из двух спичечных коробков и проволоки телефон и как заставить светиться лампочку, воткнутую в апельсин! И еще я владею утраченным искусством изготовления парохода из бумаги!
И пока меня было не слышно тем, кто воткнул в уши наушники от телефона, я это все записала. И зарисовала для наглядности. Потому что я хотела быть полезной и понятой по ту сторону баррикад.
А еще я, наверное, хотела создать другой мир для тех, кто благодаря мне попал в этот. И я решила содрать с имеющегося мира напластования общепринятых представлений. И поселила в этом мире существ, которые не знают правил хорошего тона, не знают, что «лошади кушают овес и сено, а Волга впадает в Каспийское море». Ну, короче, не знают того, чего не проверили лично. И смотрят на все незамыленным взглядом. И изобретают все заново: свет и темноту, колесо и корабль. И эти существа, которых я слепила из каких-то ненужных в привычном мире огрызков, из пыли, из наивности и неведения, стали приобретать объем и характеры, потому что изобрели страх, предательство, преданность, любовь, дружбу и даже богов.
Один безнадежно взрослый человек, окопавшийся в глубоких тылах «отцов», сказал: «Ну ничего себе, эти существа не знают, что такое вилка,
Ну уж извините: в конце концов, есть вечные ценности!
А этот человек вдруг говорит: «Это бесполезные ценности».
Я голову даю на отсечение, что у каждого по нашу сторону баррикад когда-то в карманах хранились каштаны, стеклянные шарики, пульки и пуговицы из перламутра. А теперь по нашу сторону баррикад запросто могут прочитать газету до последней страницы и даже не сделать из нее шапки от солнца! Да что там шапки — элементарного самолетика, чтобы запустить его из окна офиса!
Полезность и общепринятость — это стратегия стана отцов. И победа этой стратегии сомнительна. А самолетик из газеты — это хотя бы путь к перемирию.
Я лично больше не хочу отсиживаться за баррикадами. Я пока окопаюсь на нейтральной территории, у меня такая есть — это чулан, в котором я поселила вымирающие искусства и науки и сказочных существ. И пусть этот чулан маленький, но в нем помещается целый мир. Как в навороченном телефоне моих детей.
Аглая ДЮРСО
Пролог
На свете есть самое скучное место — чулан. В этот чулан большие взрослые люди сносят все самое ненужное: старый диван с вылезшей пружиной, весы, табуретки, зонтики, чайники, старую обувь и прочий хлам. То есть сначала это ненужное кажется им совершенно необходимым. Они мечтают о нем, когда у них его нет, рассказывают, как прекрасно заживут, когда у них будет это прекрасное. Находят это в магазине, привозят домой, страшно негодуют, если кто-нибудь сажает на это пятна или царапает. А потом взрослые привыкают к этому необходимому, им становится необходимым что-то другое, а это делается лишним и мешает на каждом шагу. И вот! Когда-то самые лучшие вещи взрослые начинают потихоньку вытеснять. Взрослые называют чулан «последний приют», потому что после чулана взрослым уже ничего не останется, как вынести весь хлам на свалку или сжечь на большом костре, где они сжигают старую листву или траву.
Так в «последнем приюте» поселился бабушкин буфет. Когда-то он ей очень нравился, но это было до появления первых священных книг, а значит, история не имеет письменных источников о той далекой и несомненно счастливой поре жизни буфета. Но хранится предание, что в те времена буфет был резной, у него были стеклянные дверцы наверху, а ниже — прекрасная столешница, ящики и еще две дверцы, надежные, как ворота. То есть почему «были»? И резьба, и причудливые стеклянные дверцы, и ящички — все осталось! Но бабушке привезли прекрасный шкаф из ИКЕА (об этом свидетельствует письменный документ из службы доставки), и стеклянные дверцы перестали казаться такими уж красивыми…
Еще в чулане пылятся старые часы с кукушкой. Они вполне себе тикают. А кукушка вполне себе кукует. Но папа сказал, что это не часы, а мещанство какое-то. И еще здесь, в чулане, живет огромный розовый абажур с оборками и подзорами. Но однажды папа узнал слово «пошлость». Папа узнал это слово от мамы, когда та впервые появилась на пороге. Но пострадала почему-то не мама, а абажур. Его сослали в темный чулан, где он от горя опустился, померк и оброс паутиной. Сапоги резиновые дырявые, машинка «Зингер» ножная — ну кому она нужна? Военный бинокль тоже никому не нужен — войны-то нет. Проигрыватель для виниловых пластинок — это прошлый век. А радиоприемник — это вообще! Практически доисторическая вещь. Его бабушка слушала, пока ей не подарили проигрыватель. Теперь радиоприемник сообщает новости банкам с вареньем и бутылкам с наливками, которые поблескивают боками с чуланных полок. Новости вместе с банками слушает спиннинг. Он практически новый, но папа купил его сгоряча — так ни разу не сходил на рыбалку. Теперь они обитают в «последнем приюте». Их заперли на ключ и оставили одних.