Вещи
Шрифт:
Они будут долго купаться посреди развалин Карфагена, потом в Марсе; проедут Утику, Келибию, Набел, где накупят глиняных изделий, и, наконец, поздней ночью в Ла-Гулетт съедят потрясающую рыбу дораду.
И вот настанет утро, когда в шесть часов они прибудут в порт. Процедура отплытия будет длинной и скучной, с большим трудом отыщут они для своих шезлонгов свободное местечко на палубе.
Переезд пройдет без происшествий. В Марселе они выпьют по чашечке кофе с молоком и рогаликами. Купят вчерашние номера "Монд" и "Либерасьон". В поезде под стук колес они внутренне исполнят "Аллилуйя Мессии", ликующие гимны. Они будут отсчитывать
Они приедут в одиннадцать часов вечера. На вокзале их встретят все друзья. Друзья придут в восторг от их прекрасного вида: они будут загорелыми, словно великие путешественники, на головах у них будут красоваться огромные соломенные шляпы. Они станут рассказывать о Сфаксе, пустыне, великолепных развалинах, дешевой жизни, лазурном море. Их потащат в бар "Гарри". Они тут же опьянеют. Они будут счастливы.
Итак, они вернутся, и это-то и будет хуже всего. Они вновь обретут улицу Катрфаж, великолепное дерево во дворе, свою крошечную квартирку, такую прелестную из-за низких потолков, и оба окна: одно с красной, другое с зеленой занавеской; свои любимые старые книги, кипы журналов, узенькую кровать, малюсенькую кухоньку, столь любезный им беспорядок.
Они вновь увидят Париж, и это будет настоящим праздником. Они пойдут бродить вдоль Сены, по садам Пале-Рояля, по маленьким уличкам Сен-Жермена. Освещенные витрины вновь прельстят их своими соблазнами. Мясные лавки будут ломиться от всяческой снеди. Они замешаются в сутолоку универсальных магазинов. Погрузят руки в груды шелков, прикоснутся ласкающим жестом к тяжелым флаконам духов, будут перебирать галстуки.
Они попытаются вести прежнюю жизнь. Они восстановят связи с рекламными агентствами. Но все это уже потеряет свое очарование. Они вновь начнут задыхаться. Им будет казаться, что они подохнут от мелочности, скудости.
Они опять возмечтают о богатстве. Станут шарить по водосточным желобам в надежде подобрать бумажник, набитый банковыми билетами по тысяче франков каждый, или хотя бы билетик метро. У них опять возникнут мечты о бегстве в деревню. И даже о Сфаксе.
Долго они не продержатся.
И вот настанет день -- разве не знали они всегда, что он настанет?
– - и они твердо решат покончить со всем этим раз и навсегда, как сделали другие. Узнав об их решении, друзья будут подыскивать им работу. Их рекомендуют во многие агентства. Полные надежды, они напишут свои автобиографии, тщательно взвешивая каждое слово. Удача -- хотя в полном смысле слова это трудно назвать удачей -- наконец улыбнется им. Их служебные заслуги -- несмотря на полную их нерегулярность -- зачтутся. Их примут. Они сумеют найти нужные слова, сумеют произвести впечатление.
Таким-то вот образом, после многих лет бродяжничества, устав мелочно рассчитывать и негодовать на себя за эту мелочность, Жером и Сильвия примут -- и даже с благодарностью -- пост с двойной ответственностью, но определенным жалованьем и посчитают за золотые россыпи то, что им предложит некий магнат рекламного дела.
Их назначат в Бордо -- там они возглавят агентство. Они тщательно подготовятся к отъезду. Приведут в порядок квартирку: сделают ремонт, освободятся от нагромождения книг, тюков белья, избытка посуды, которые всегда мешали им и под бременем которых они почти задыхались. Они будут свободно расхаживать по своим двум комнаткам, о которых они прежде часто думали, что там невозможна свобода передвижения. Они впервые увидят их такими, какими давно мечтали увидеть: наконец-то покрашенными, сверкающими белизной и чистотой, без единой пылинки, без пятен, без трещин, и вот тут-то и низкие потолки и деревенский дворик с великолепным деревом предстанут перед их глазами такими, какими они некогда их увидели, а теперь вскорости увидят новые владельцы. Они распродадут книги букинистам, а барахло -старьевщикам. Они обегают портных, портних, бельевщиц. Упакуют чемоданы.
Это не будет настоящим богатством. Их не сделают президентами или генеральными директорами. Через их руки будут проходить только чужие миллионы. Им перепадут лишь крохи, необходимые для представительства: шелковые рубашки, перчатки из свиной кожи. Они будут хорошо представительствовать. И за это обзаведутся хорошей квартирой, одеждой, пищей. Им не о чем будет сожалеть.
Они получат вожделенный диван "честерфилд", и мягкие, глубокие, как в итальянских машинах, кресла из настоящей кожи, и столы деревенского стиля, и желанные конторки, банкетки, бобриковые и шелковые ковры, книжные шкафы из светлого дуба.
У них будут огромные, светлые, просторные комнаты, импозантная внутренняя лестница, стеклянные стены, неприступный вид. Они станут обладателями фаянса, серебра, кружевных скатертей, роскошных переплетов из красной кожи.
Им не будет и тридцати лет. Вся жизнь еще будет впереди.
Они покинут Париж в начале сентября. В вагоне первого класса они будут почти одни. Поезд быстро наберет скорость. Алюминиевый вагон станет мягко покачиваться.
Они уедут. Они все бросят. Они сбегут. Ничто не сможет их удержать.
"Помнишь ли ты?" -- спросит Жером. И они отдадутся воспоминаниям о прошлом: тяжелые дни, юность, первые встречи, первые опросы, дерево в саду улицы Катрфаж, пропавшие друзья, братские пирушки. Они вспомнят, как рыскали по Парижу в поисках сигарет и не в силах были пройти, не остановившись, мимо антикварных лавок. Они мысленно вновь переживут свою жизнь в Сфаксе, свое медленное умирание и почти триумфальное возвращение.
"А теперь -- вот", -- скажет Сильвия. И это им покажется почти естественным.
Им будет приятно ощущать на себе легкие одежды. Они посибаритствуют в пустынном вагоне. За окном мелькнет французский ландшафт. Они молча взглянут на поля созревшей пшеницы, на мачты высоковольтной передачи.
Они увидят мукомольни, щеголеватые заводы, большие туристские лагеря, плотины, уединенные домики на лесных опушках. По белой дороге будут бежать дети.
Путешествие доставит им удовольствие. К полудню они небрежной походкой отправятся в вагон-ресторан. Они усядутся друг против друга у окна. Закажут по стаканчику виски. В последний раз обменяются заговорщицкой улыбкой. Туго накрахмаленные скатерти и салфетки, массивные приборы с маркой агентства спальных вагонов, толстые, украшенные гербами тарелки покажутся им прелюдией к великолепному пиршеству. Но завтрак, который им подадут, по правде говоря, будет попросту безвкусным.
Маркс сказал, что способ является частью истины в той же мере, что и результат. Нужно, чтобы поиски истины сами по себе были бы истинными; истинные поиски -- это развернутая истина, отдельные части которой соединяются в результате.