Вещие сестрички
Шрифт:
«Диск — сцена, — скрипело перо, — где у каждого есть роль…» Оторвавшись, он с предвкушением помедлил, размышляя, как бы поудачнее продолжить мысль… Это и было ошибкой, ибо его мысли, потеряв управление, тут же свернули на боковую колею.
Еще раз перечитав написанное, Хьюл решительно добавил: «За исключением лишь тех, кто продает попкорн».
Через минуту, однако, он зачеркнул все ранее написанное и вывел следующий пассаж: «Весь мир — театр, в нем женщины, мужчины — все актеры».
Это уже повразумительнее.
Чуть поразмышляв, Хьюл яростно набросился на бумагу: «У них свои есть выходы,
Мысль безнадежно заплутала. И готова была плутать сколь угодно долго. Бесконечно.
Из-за стенки донесся сдавленный вопль. Потом что-то бухнуло. Хьюл отложил перо и осторожно приоткрыл дверь.
Томджон сидел в постели, затравленно озираясь по сторонам. Заметив подоспевшего Хьюла, он испытал явное облегчение.
— Хьюл!
— Что за беда, парень? Кошмары?
— Послушай, это какой-то ужас! Я вижу их снова и снова! Знаешь, был момент, когда я уже поверил, что…
Хьюл, который рассеянно подбирал разбросанную по комнате одежду Томджона, замер и насторожился. Сновидения были его коньком. Они питали его творчество.
— Поверил во что?
— Ну, понимаешь… Я как будто оказался внутри чего-то большого, внутри огромной бутылки, сквозь стены которой на меня таращились три ужаснейшие рожи.
— Да ну?
— Точно. «Хвала тебе…» — говорят рожи. А потом начинают спорить о моем имени. В конце концов, так и не договорившись, они заявляют: «В общем, хвала тебе, как бы тебя ни звали, но королю в грядущем!» Тут одна из рож уточняет: «В грядущем за чем?» — «Просто в грядущем, девочка, — объясняет ей рожа старухи, — так принято говорить в данных обстоятельствах. И нечего спорить». После этого они снова нагнулись к бутылке и принялись меня обследовать. Посмотрели-посмотрели, а затем другая старуха и говорит: «Малохольный он какой-то. Это все еда тамошняя», на что молодая отвечает: «Нянюшка, я сколько раз говорила, что для Трагиков главное — духовная пища!» Тут они повздорили, начали препираться, но вдруг первая старуха на меня посмотрела и заявляет: «Смотрите-ка, по-моему, он нас слышит — глядите, как вертится», но другая ей говорит: «Не знаю, Эсме, эта штука у меня всю жизнь без звука работала». Они опять было заспорили, однако все заволокло густой дымкой и… И я очнулся, — с мукой в голосе закончил юноша. — Мне было по-настоящему страшно, потому что сосуд этот все увеличивал: стоило им нагнуться, как я видел только огромные глазищи и ноздри.
Хьюл не без труда вскарабкался на краешек кровати.
— Забавная штука — сны…
— Мне так не показалось.
— Да нет, я о другом. Вот, к примеру, не далее как прошлой ночью я видел во сне какого-то кривоногого человечка в черной шляпе. Он очень смешно ковылял по дороге — переставлял ноги так, будто в башмаках у него целое море воды.
Томджон вежливо закивал:
— Так, так, и что дальше?
— Это, собственно, все. Еще у него была тросточка, которой он крайне забавно помахивал. В общем, невероятно…
Голос гнома утих. На лице Томджона отразилась вежливая и немного снисходительная участливость, последствия которой были хорошо известны Хьюлу, ибо никогда не приводили ни к чему хорошему.
— Одним словом, забавный человечек был, — выдавил гном, обращаясь в первую очередь к самому себе.
В том, что остальные участники
Томджон свесил ноги с кровати и потянулся за штанами.
— Во всяком случае, спать мне больше не хочется. Который час?
— Пробило полночь, — ответил Хьюл. — Кстати, ты не забыл, что твой отец говорил о тех, кто поздно ложится спать?
— Ко мне это не относится, — ответил Томджон, одеваясь. — Я, наоборот, встал пораньше. От раннего подъема здоровью одна польза. Вот так. А сейчас я собираюсь поднять бокал с каким-нибудь оздоровительным напитком. Если хочешь, присоединяйся. Заодно присмотришь за мной бдительным оком.
Хьюл недоверчиво взглянул на него:
— А то, что отец говорил о всяческих «напитках», — помнишь?
— Помню, помню. В разговоре со мной он как-то обмолвился, что в молодости не вылезал из запоев. Бахвалился, будто мог принимать на грудь сколько душеньке угодно, а потом вернуться домой в пять утра и долго бить стекла у соседей. Он признался, что был тем еще сорвиголовой, не то что нынешние хлюпики, которые даже эль удержать в себе не могут. — Томджон встал перед зеркалом и оправил камзол. — Видишь ли, дружище Хьюл, мне вообще кажется, что ответственность наживается с возрастом. Равно как и варикозные вены.
Хьюл только вздохнул. Этот юнец обладает какой-то сверхъестественной памятью на всяческого рода обмолвки…
— Ладно, — буркнул он. — Только по одной, не больше. И выберем местечко поприличнее.
— Обещаю, — поклялся Томджон, поправляя поля украшенной единственным пером шляпы. — Да, кстати, как можно эль принимать на грудь?
— Ну, по-моему, это когда чаще промахиваешься мимо рта, чем попадаешь в него, — осторожно промолвил Хьюл.
Если вода в реке Анк была куда плотнее и своенравнее, нежели обычная речная водичка, то, в отличие от воздуха заурядного трактира, атмосфера, висящая в «Залатанном Барабане», была не спертая, а скорее даже стиснутая — этакий сушеный туман.
Остановившись рядом с трактиром, Хьюл и Томджон с интересом наблюдали, как эта дымка просачивается сквозь щели на улицу. Внезапно дверь «Залатанного Барабана» распахнулась, и наружу вылетел человек. Летел он долго — земли коснулся лишь после того, как звезданулся о стену дома на противоположной стороне улицы.
Еще через пару мгновений из трактира вылез исполинских размеров тролль, нанятый хозяином с целью поддержания в заведении видимости порядка. Тролль волочил за собой еще двух бражников. Швырнув вялые тела на мостовую, он пару раз пнул, нарушителей спокойствия по мягким местам.
— Наверное, именно здесь обитают все местные сорвиголовы, — заметил Томджон. — Как ты думаешь?
— Похоже на то, — буркнул Хьюл.
Сердце его предупреждающе екнуло. Он ненавидел всяческого рода трактиры и таверны. Тамошние завсегдатаи всегда норовили вылить свою выпивку ему на голову.
Пока тролль, схватив одного из выпивох за ногу, стучал его головой по мостовой, видимо надеясь выбить из него какие-то ценности, Томджон и Хьюл поспешно проскользнули внутрь «Залатанного Барабана».