Вещий Авель
Шрифт:
Бомбиста схватили выскочившие из саней полицейские. (Им окажется народоволец Рысаков.) Сбежался народ.
Александр II остался цел и невредим, был лишь оглушен взрывом. Казалось, и на сей раз Бог миловал. Пошатываясь, царь направился к бомбисту, которого толпа грозила растерзать. Полковник Дворжицкий спросил царя: «Вы не ранены, ваше величество?» Он ответил: «Слава Богу, я цел». Подойдя к террористу, с минуту смотрел на него и наконец глухим, словно простуженным голосом спросил: «Ты бросил бомбу?» — «Да, я». — «Кто таков?» — «Мещанин Глазов». — «Хорош. — И уже по-французски повторил: — Un joli Monsieur» (Хорош господин!»).
Полковник Дворжицкий предложил государю скорее сесть в карету и ехать. Как
Новый взрыв, оглушительнее первого, потряс воздух. Александр и его убийца (им окажется народоволец Гриневицкий) лежали оба на снегу, смертельно раненные. Лицо царя было окровавлено, пальто изорвано. Кругом валялись куски вырванного мяса, он истекал кровью. Глаза его были открыты, губы шептали: «Помогите мне… Жив ли наследник?..»
Когда первое оцепенение прошло, к царю бросились кадеты, оказавшиеся рядом, и жандармский ротмистр Колюбакин. Тут же находился и третий террорист, некто Емельянов, тоже с бомбой в виде свертка. Должно быть, на случай, если предыдущий взрыв не достигнет цели.
Царя уложили в сани полковника Дворжицкого. Кто-то предложил перенести раненого в первый же дом, но Александр, услышав это, прошептал: «Во дворец… Там умереть…» Вид его был страшен: одежда частично сожжена, частично сорвана взрывом, правая нога оторвана, левая раздроблена и почти отделилась от туловища, лицо и голова иссечены осколками.
На руках (носилок не оказалось) царя перенесли из саней во дворец. Все были перепачканы кровью, как мясники на бойне. В дверь дворца пройти толпой не удалось, тогда ее выломали, и по мраморной лестнице, по коридорам царя пронесли в кабинет. Он был без сознания.
Фельдшер Коган прижал артерию на левом бедре царя. Доктор Маркус при виде медленно раскрывшегося окровавленного левого глаза умирающего лишился чувств. Вошел лейб-медик, известный врач Боткин, но и он оказался не в силах помочь.
Когда Екатерине Михайловне доложили, что с царем несчастье, она, не теряя присутствия духа, подбежала к аптечке с лекарствами и, велев слуге нести их в кабинет, сама бросилась туда же. В это время царя как раз вносили. Казаки уложили кровавое месиво на кровать. С редким самообладанием Екатерина Михайловна принялась обмывать раны. Растирала виски эфиром, давала дышать кислородом и даже помогала хирургам перевязывать ноги, чтобы остановить кровотечение.
Прибыли наследник, великие князья и княгини. Неизменно у постели умирающего находилась супруга. Вскоре началась агония, длившаяся три четверти часа. Дыхание стало затруднительным, государь продолжал быть в бессознательном состоянии. «Есть ли надежда?» — спросил доктора Боткина наследник. Тот отрицательно покачал головой и проговорил: «Тише! Государь кончается». Протоиерей Рождественский успел еще до этого причастить умирающего.
В три с половиной часа пополудни руки женщины, которую он так любил, навсегда закрыли ему глаза. Все преклонили колени. Кто-то тихо рыдал…
В сладостную пору их всепоглощающей любви Александр II был так счастлив, что намеревался даже отказаться от престола и покинуть Россию. Став простым смертным, он мечтал поселиться где-нибудь во Франции, в Ницце, и прожить там в тихом счастье остаток дней своих вместе с женой.
После смерти мужа Екатерина Михайловна исполнила его желание и поселилась в Ницце, увы, без него. Здесь и прожила более тридцати лет всеми почти забытая. Впрочем, нет. Одно время за ней почему-то принялся
Все годы, что жила за границей Екатерина Михайловна, она молилась за упокой души Александра. И не было дня, чтобы не вспоминала о нем, и ждала лишь часа, когда соединится с ним на небесах.
С особой радостью Екатерина Михайловна восприняла весть о том, что в Петербурге на месте убийства Александра II воздвигнут величественный храм Воскресения на крови. Он стал для нее лично не только данью памяти покойного государя, но, как она хотела думать, символом их трагической любви.
В беседах с Павлом I Авель предсказал, что царю Освободителю, то есть Александру II, наследует сын его, правнук Павла, Александр III — Миротворец. Но царствование его будет недолгим.
Так и случилось. Старший сын Александра II Николай Александрович скончался в Ницце от чахотки в 1865 году. Наследником престола стал второй сын царя, Александр Александрович. Ему и суждено было взойти на престол под именем Александра III.
Молодой царь совсем не походил на своего отца. Его характер и привычки во многом определил воспитатель, профессор-правовед К. П. Победоносцев, доставшийся ему «по наследству» от старшего брата. После его смерти, с 1865 года, оставив университет, где преподавал, этот умный, консервативных взглядов профессор занимал особое место в образовании будущего императора. Отношения между учителем и учеником установились близкие и доверительные.
Младший брат унаследовал от покойного цесаревича Николая не только учителя, но и невесту. Юная принцесса, дочь датского короля Дагмара, обручилась с ним в том же 1865 году и через год стала его женой, приняв имя Марии Федоровны.
Как все династические браки, этот брак был предрешен и продиктован высшими государственными интересами. Поговаривали, что, потеряв первого жениха, принцесса, не желавшая расставаться с мечтой стать российской императрицей, «завлекла в свои сети» нового наследника. Она быстро забыла о своем первом нареченном и всецело сосредоточилась на его брате, несмотря на то что младший явно уступал старшему в красоте и живости характера.
Труднее было молодому Александру. Об этом свидетельствует его дневник. Надо заметить, что Александр Александрович имел характер скрытный и любил больше поверять мысли и чувства бумаге, чем друзьям. У него, тогда еще молодого наследника престола, была особая на то причина — ему приходилось таить свою любовь к княжне Марии Элимовне Мещерской, дочери дипломата и писателя, рано умершего.
От этого юношеского романа остались лишь трогательные письма к княжне да строки из дневника. Он писал: «Я только и думаю теперь о том, чтобы отказаться от моего тяжелого положения и, если будет возможно, жениться на милой М. Э. Я хочу отказаться от свадьбы с Dagmar, которую я не могу любить и не хочу. Ах, если бы все, об чем я теперь так много думаю, могло бы осуществиться! Я не смею надеяться на Бога в этом деле, но может быть, и удастся. Может быть, оно будет лучше, если я откажусь от престола. Я чувствую себя неспособным быть на этом месте, я слишком мало знаю людей, мне страшно надоедает все, что относится до моего положения. Я не хочу другой жены, как М. Э. Это будет страшный переворот в моей жизни, но если Бог поможет, то все может сделаться и, может быть, я буду счастлив с Дусенькой и буду иметь детей».