Веселые и грустные истории про Машу и Ваню
Шрифт:
– Да. И я теперь его еще больше люблю, папа, – вздохнула Маша.
То есть он мучает мою дочь. Он истязает ее, этот маленький паршивец. То приносит конфеты, то не приносит. И когда не приносит, это еще хуже, чем когда приносит, потому что она страдает и, черт его знает, в самом деле любит его еще больше. Когда-нибудь у меня будет больше времени, я погружусь в эту проблему с головой и обязательно как-нибудь решу ее. Может, надо купить ей конфет на целый год вперед и выдавать по одной каждое утро. Правда, что-то подсказывает мне,
У Вани с Катей в его группе отношения другие, просто дружеские. И с детским садом его не связывает ничего личного. Поэтому, когда я объявил ему, что пора в детский сад, Ваня очень занервничал.
– Папа, – лихорадочно объяснял он мне, – понимаешь, я очень хочу сыра. И кашу я съем. Пойдем поедим сыра и каши. Сядем все вместе – я, ты, Маша, мама. Поедим сыра. Потом посмотрим «Питера Пэна». Потом вы спрячетесь. Я буду вас искать. У нас же большая дружная семья. Мы должны быть вместе.
Я смотрел на него с огромным удивлением. Ваня произносил все это чудовищной скороговоркой, но он хотел, чтобы его поняли, и поэтому говорил очень отчетливо, и я понимал каждое слово, абсолютно каждое. То есть когда он говорит так, что нельзя разобрать ни слова (а так случается время от времени), то это значит только, что он предпочитает замкнуться в себе. Нет, Ваня в это утро не хотел идти в детский сад.
– Я хочу сыра, папа! – повторял он, когда я надевал на него куртку. – Понимаешь, сыра!
– А я хочу пить, – говорила Маша. – У меня питьевой завтрак.
Но она-то еще больше хотела в детский сад.
– Ваня, ты будешь завтракать в детском саду, – сказал я. – Это понятно?
– Понятно, сэр, – буркнул он.
От «Питера Пэна» была очевидная польза.
И вот, сидя в кафе на втором этаже Театра клоунады, я понял, что салон машины моей будет бежевый. Ну, маркий, конечно. Но надо. Есть такое слово – надо. Когда очень хочется, то надо.
А без предпускового обогревателя можно и обойтись, в конце концов. Потому что на него денег не осталось.
И вот все это мы с моим товарищем решили и пошли в зрительный зал, потому что совсем скоро должно было начаться второе действие. Я пришел с четырьмя волшебными светящимися палочками, потому что столько у нас в этот день было детей (у Саши есть старшая, почти четырехлетняя, сестра Оля). Клоуны перед началом действия позвали Сашу на сцену и передали ей облако из воздушных шариков.
А я никак не мог отделаться от мыслей про этот бежевый салон. Вообще-то очень глупо заказывать машину с таким салоном. Ведь я, в конце концов, не один в нем буду сидеть. Дети очень любят ездить со мной в машине и есть, давясь, осколки шоколадной скорлупы из раздавленных киндер-сюрпризов, и пинать друг друга грязными ботинками. Конечно, думал я, дети быстро сделают этот бежевый салон черным. Ну и что теперь, отказываться от бежевого салона?
Вот так я мучился, пока не увлекся другим сюжетом.
Девочка Лиза
«Она будет рисовать!»
Мы с Машей и Ваней пошли на спектакль «Белоснежка». Перед спектаклем в фойе театра был концерт. Детям предлагали спеть и сплясать. Доверчивые дети пели и читали стихи, уверенные в том, что им что-нибудь подарят. Маша тоже вышла на сцену. Но оказалось, что наградой им будет просмотр спектакля.
Маша была в страшной ярости. Она даже не хотела заходить в зрительный зал. Она едва дождалась, пока мы приедем домой. Она попросила Ваню встать на стул и рассказать стихотворение. Мальчик очень обрадовался и сгоряча прочитал не одно стихотворение, а два.
– Спасибо, Ваня, – сказала Маша. – А теперь мы идем смотреть мультик. Вот зрительный зал. А-а, у нас билетов нет.
Она купила у мамы два билета, проверила, на свое ли место села.
– А подарок? – спросил Ваня.
– Мультик! – торжествующе сказала она. – Будешь смотреть мультик.
Мальчик разрыдался.
– Не плачь, Ваня, – уже с дрожью в голосе говорила Маша, сама готовая заплакать.
– Почему? – плачущим голосом спрашивал Ваня.
– Потому что я же не плакала, когда рассказала стихотворение, а мне сказали, что я могу посмотреть спектакль.
– Маша, ты очень сильно обиделась? – спросил я.
– Да, – честно сказала она.
– Зря, – сказал я. – Ведь дальше будет только хуже. Она не поверила. Боже, если бы она только знала, как я окажусь прав. Я и сам этого не знал.
На следующий день они пошли на рисование. Я забирал их. Они радовались, как дети. До сих пор я ни разу этого не делал.
– Можно с вами поговорить? – спросила меня девушка, которая учит детей рисованию. – Все-таки вы отец.
С этим глупо было спорить. Хотя мне уже хотелось. Мне, разумеется, не понравилось такое начало разговора.
– Понимаете, – сказала она, – Маша и Ваня – совсем разные. Вот Ваня – очень усидчивый мальчик.
– Я понял, – сказал я. – Маша, значит, не очень усидчивая девочка.
Примерно так же говорила про Ваню одна наша няня. Ее, конечно, уже нет с нами.
– Ну да, – пояснила учительница. – Маша не может закончить задание. Ей становится, по-моему, скучно. Но ничего страшного. Может быть, рисование – это не ее призвание.
– Не ее? – поразился я.
Я вспомнил, как два дня назад мы ужинали в ресторане с нашими друзьями. Маша сначала бегала вместе с Ваней, Сашей и Леней по заведению, отчего очень бесился один клиент. Он сидел и, когда они пытались пробежать мимо него, сначала говорил, а потом начал кричать: