Весёлые пилюли смехотерапии
Шрифт:
С какой песней, то бишь формулировкой мне приказали маршировать на выход, точно не скажу. Скажу только, что остался в городе N и стал искать работу. Уже семья, дети. Куда ни ткнусь – смотрят в трудовую, сумрачно качают головой и «Извините, вакансий пока нет». Что-то мне шельмы эти зоновские написали не то.
Наконец взяли в охрану. Прочитали инструкцию, определили маршрут, выдали робу, карабин, кое– какие харчи в счет будущей зарплаты.
– Сколько оклад? – спрашиваю.
Вижу, начальство замялось, потеряло фасон и отвечает с растерянной улыбкой:
– Сколько получится. Повременно.
Повременно так повременно. Дежурю. Месяц
– Как с оплатой? – спрашиваю опять с маленькой смелостью, так как слегка принял на грудь для большей убедительности.
– Денег на счету пока нет, – говорит начальник охраны и отводит глаза в сторону.
Ладно, жду, когда мыло на счету появится. Опять дежурю. Наконец выдали полтинник. И опять три месяца – ни гу-гу. Ну как платите, так и работаем, рвения особого не выказываем. Пришел на смену, замки проверил – и на боковую. Отхрапел двенадцать часов – сдавай замки и пломбы, целые и невредимые. А чего и воровать-то. Склады такие хилые, невзрачные – смотреть не на что. Что там можно умыкнуть? Ну и дыры везде, крыша течет. Если что и возьмут – я не виноват, я замки охраняю, пломбы стерегу, а за здания я не ответственный. Стукнуло восемь часов утра – шабаш, домой.
Ну а дома все хотят жр…ну есть. И не отвертишься и не захрапишь. «Понимаешь, Зин, начальство…тово…отнекивается…». «Вот и я буду отнекиваться», – заявляет жена и проносит тарелку мимо, не говоря уже про ночное.
Опять иду к этому, как это у них называется, руководству. Кабинеты чистые, светлые, паркеты, компьютеры, секретарши длинноногие. Начальство сидит важное, сытое, холеное, как татарский хан, и на отсутствие мяса в борще, видать, не жалуется.
– Когда же? – спрашиваю.
– Надо сперва налоги заплатить, а уж потом…
– А налогов много еще?
– Пока на месяца три, но еще будут расти. Еще пенсионный фонд, электроэнергия… – и бумажками шр-шр и в трубку: – «Алло-алло”, – очень все, значит, заняты, прием окончен.
Ну не буду же я лезть в драку: еще попадешь в эту самую пенитенциарную систему, только по другую сторону сетки. Поворачиваю оглобли и иду ни солоно хлебамши куда глаза глядят и ноги несут. А куда несут ноги, когда ими никто не руководит? Правильно, к другу закадычному.
Надо сказать, человек ума государственного. Только постоянно этот ум алкоголем глушит – иначе, говорит, еще труднее жить. Помните, раньше «Голос Америки» глушили? «ш-ш-ш…Леонид Ильич полностью…ш-ш. др-др…говорят, товарищ Суслов категорически настаивал…ш-ш-ш». Ну и так далее. Короче, горе от ума, известное дело. Но ум все-таки пробивался лучше, чем тогда «Голос Америки». «Я с виду сер,– любил говорить дружаня,– да черт у меня не весь ум съел». Человечище. Изощрился до того, что стеклобоем и макулатурой стал на две бутылки ежедневно зарабатывать. Полторы отдавал в семью, а половинкой хлорировал мозги от всякой душевной заразы.
Рассказываю я, значит, Платонычу свою Одиссею, а он так умно, так ласково смотрит на меня, как Ленин на ходоков из народа, и спрашивает, аки Иисус Христос апостола:
– Храпишь на посту?
– Храплю, а что мне делать при такой зарплате?
– Это я могу храпеть, – он отвечает государственно, – я уже сегодня три коробки из-под телевизоров сдал и две – от стиральных машин, а также мешок бутылок из мусоропровода выудил. Я могу спать. А тебе, мил человек, спать не по чину. Ты действуй от противного: тебе не платят, а ты работай, то есть смотри в оба; тебе не платят, а ты еще усердней шарь по сторонам. Делай, как я учу, через неделю доложишь. А сейчас я тебя угощаю.
Отпускает же бог человеку. Ума – палата, как пить дать, палата, даже больше – дворец, Межигирье ума. Если у нас у дворника столько смальца в голове, то сколько же его должно быть у министра? Или менять их местами, что ли ? Но бывает, конечно, так, что и у дворника мозги куриные, не говоря уже о министрах. Посмотрел я на Платоныча молитвенно и пошел учиться.
Ночь стою на часах, как у Мавзолея, вторую стою, во все глаза зырю. Ничего не проглядывается обнадеживающего – темная ночь, тускло звезды мерцают. Неужто, думаю, напутал что-то Платоныч от избытка умственных возможностей. Ему хорошо умничать – у него мусоропровод под боком, и не надо ночами бдеть, а тут смотри, ходи, последние ботинки бей. А может, Платоныч посмеяться надо мной вздумал? Это ему дорого обойдется. Одной «Русской» тут не отделается.
Ладно, кумекаю, бог троицу любит. Да и в сказках все главное в третью ночь совершается. Подежурю еще одну ночку. Если и опять фанера над Парижем – тогда Платоныч упадет в моих глазах ниже плинтуса.
Стою третье дежурство. Опять одни звезды и луна, дело движется к полночи, глаза слипаются, так и хочется плюнуть на все и завалится набок. Но креплюсь, надеюсь на интеллект Платоныча – не может ведь подвести такой человек, который из ничего делает деньги. Вдруг слышу: шаги, кто-то мягко ногу ставит. Я – за угол и наблюдаю. Стоп, Степан Тимофеевич, завскладом. Одиннадцать часов ночи, с чего бы это? Огляделось воровито материально-ответственное лицо – и ключ в замок. Тихонечко открыл дверь и скрылся в недрах склада. Через некоторое время появляется с мешком за плечами, тать эдакий. Ну я здесь и решил: пора.
– Стоп! – кричу, – стрелять буду. Кто такой?
Хотел, было, воришка припустить, но мешок чижелый.
– Ты чего орешь? – часто дыша, говорит Степан Тимофеевич. – Не видишь, что ли, завскладом это. Пришел проверить, как склад охраняется. Ну и кое-что взял, чтоб зря время не терять. Вчера в магазине купил, да не было времени домой отнести.
– Нет, – отвечаю, – дорогой Степан Тимофеевич. Это днем вы завскладом, а ночью вы – вор, и я сейчас сдам вас в полицию. Там будете объяснять, где и что вы купили. Поворачивайтесь – и вперед. Шаг влево, шаг вправо – побег, открываю огонь на поражение. Кстати, что там у вас в мешке?
– Да ничего хорошего. Красочка, импортная, – елейно отвечает Степан Тимофеевич. – Сэкономил немного. Тебе, я думаю, тоже понадобится. И ты возьми штуки три-четыре.
Я взял пять банок, больших. И строго предупредил, чтоб больше такого не повторялось. Толканул по сходняку. Перед следующим дежурством я уж крепко выспался. Бдю. Слышу: опять шаги, присмотрелся – заместитель начальника охраны.
– Стой, кто идет?
– Это я. Здравствуй, Дерюгин, бодрствуешь?
– Так точно, товарищ начальник.
– М-да, хорошо, молодец, – говорит, – а сам губы недовольно жмет. Походил-походил, потом опять ко мне, но уже доверительно:
– Бацнешь для сугреву, – и показывает чекушку самогону.
– Никак нет, товарищ начальник, на посту не положено.
– Ничего,– успокаивает шеф, – дежурство идет нормально, спокойно, можно и хлебнуть, при нашей-то жизни.
– Ладно, – говорю, – давайте, я ее через полчаса оприходую.
Отдал мне зам чекушку и ушел, а перед тем похлопал меня по плечу: