Веселый Джироламо
Шрифт:
Досчатая дверь распахнулась. Солдаты вошли, уже не печатая шаг, а по человечески, один за другим. Дирксен немного пропустил их вперед, а затем ударил ближайшего солдата рукояткой пистолета в висок. Тут же из-за лестницы Сандро бросился на другого.
Оттащив тело потерявшего сознание солдата из прохода, Дирксен с неудовольствием заметил, что Сандро еще не управился со своим противником — они катались по полу, вцепившись друг в друга. Нехорошо. Надо думать, часовой получил приказ не стрелять, зато Сандро может и прирезать солдата, а это вовсе ни к чему. Дирксен оторвал солдата от Сандро и ударил головой о стену. Тот сразу обмяк.
Пенья выглянул из-за двери.
— Ключ! — приказал Дирксен, и, получив желаемое, передал ключ поднявшемуся на ноги Сандро. Тот кивнул и побежал вверх по лестнице, а Дирксен занялся тем, что обезоружил и связал часовых. Пенья находился тут же. Покончив с солдатами, Дирксен обратился к нему:
— Теперь
Согласно уговору, дело должно было было быть представлено так, будто и тюремщик подвергся нападению. Пенья безропотно дал связать себе руки собственным ремнем. На всякий случай Дирксен еще заткнул ему рот кляпом. Затем направился вслед за Сандро. Ступеньки были довольно круты, а кругом — ни просвета, но когда он добежал до камеры, та была уже пуста. Дверь была приоткрыта, и Дирксен, бросив взгляд, увидел койку с разворошенной постелью, скамью и глиняный кувшин. Никаких разбитых кандалов — их ведь и не было. Но задерживаться некогда. Наверх!
Ступени лестницы были уложены явно без расчета, чтобы по ним бегали. Даже у самого сильного человека начиналась одышка, так круто они шли. Он слышал только свое дыхание и не слышал шагов. Оружие и веревки, которыми он был нагружен, до поры не тяготившие, теперь начинали мешать. Однако это была еще не та усталость, чтобы остановиться.
Лестница кончилась. На мгновение он остановился в дверном проеме, осматриваясь. Светлее не стало, нет. Ночь была безлунная, небо затянуто тучами, и лишь впереди в их разрывах проглядывали мелкие звезды. И шум моря отсюда, сверху, почти не слышим.
Он стоял на крепостной площадке, образованной углом крепостной стены. Две фигуры заслоняли бойницу, одна поддерживала другую. Сандро и Ридольфи. При его приближении Сандро, не отпуская старика, быстро обернулся. Дирксен знаком дал ему понять, что все в порядке, и стал вытаскивать из-под мундира веревочную лестницу.
— Сначала — он. — Сандро сделал движение головой в сторону Ридольфи.
— А они… на месте?
— Да.
Дирксен выглянул в бойницу, но ничего не увидел. Тень от башни была так густа, что казалась плотнее воды, плескавшейся внизу. Ридольфи не произнес ни слова, напряженно глядя на своих спасителей. Он сильно сутулился, был худ, морщинист, горбонос и совершенно сед. Одежда была на нем не тюремная, а своя, впрочем, порядком потрепавшаяся. Вдвоем они поддели под мышки старику ременную петлю и помогли ему выбраться наружу. Закрепляя лестницу, Дирксен сказал Сандро:
— Полезай за ним и подстрахуй. Я — потом.
Сандро молча подчинился. Сперва Ридольфи и он следом исчезли в полосе тени. Но, придерживая лестницу и веревку, Дирксен чувствовал, что они натянуты. Он был несколько обеспокоен. Не то, чтобы он боялся, нет. Но он не выпускал из ума двух возможностей. Первая — самая банальная — штормит чересчур сильно, и лодки не могут подойти к стенам так близко, как нужно. И вторая — более деликатного характера — Армин может не выдержать искушения и попробует захватить Джироламо прямо здесь, у крепости. Такое вмешательство в его планы было бы неприятно Дирксену, не говоря уже о том, что Весельчак, конечно, и не подумает сдаваться, будет стрельба и прочие безобразия… Внезапно он ощутил, что веревка ослабла. Пора.
Дирксен лазил хорошо, поэтому он не воспользовался лестницей, а стал спускаться по веревке. Но одно дело — знать, что под тобою земля, а висеть над водой — это еще было ему незнакомо. Плеск становился все громче, холодный ветер проникал под одежду. Не сразу решился он посмотреть вниз. Но — то ли глаза его привыкли, то ли все дело было в расстоянии — он увидел две рыбачьих лодки со свернутыми парусами, и людей в них. Он различил развивающуюся седую шевелюру Ридольфи. Тот, видимо поскользнулся, но не упал, — его успел подхватить какой-то человек в плаще. Рядом, кажется, был Вальдес. Дирксен не мог разглядеть их как следует, так как должен был и за спуском следить. Купаться в эту ночь ему не хотелось. Однако лодка была уже близко, — не та, в которой находился Ридольфи, она была уже переполнена, а другая. Прежде чем ноги Дирксена коснулись борта лодки, его подхватили две пары рук. Мгновение — и он уже стоял, с трудом удерживая равновесие на танцующем сыром днище.
— Садись, друг, — кто-то дернул его за плечо. В лицо ему ударил толчком луч света и сразу пропал — это передвинули фонарь со щитком, стоявший на скамье, высвобождая место Дирксену. Сандро он не видел, очевидно его приняла другая лодка. Четверо гребцов сидели на веслах. Соседняя лодка приковывала внимание Дирксена. Тот, в плаще, отдавал какие-то распоряжения. Весла были подняты. Совсем рядом раздавались тяжелые глухие удары — волны били о стены крепости. Человек в плаще наклонился к Ридольфи и, кажется, поцеловал ему руку. Сказал: «Прощай, отец», и еще что-то вроде «…антония» — полностью слово было унесено ветром. Затем выпрямился во весь рост. Дирксен отвернулся. Нет, это не мог быть Джироламо. Но мгновение разочарования было всего лишь мгновением. Он предуготовлял себя ко всему — и к этому тоже. Тем временем человек, который не был Джироламо, довольно ловко перебрался в лодку Дирксена, снял шляпу, провел рукой по лбу, отбрасыавая волосы, сел, кивнул Дирксену. Гребцы, очевидно, только его и дожидавшиеся, налегли на весла. Лодку толчком бросило вперед. Они вышли из полосы тени, однако вокруг было так же черно. Все небо обложило тучами, последние звезды исчезли.
— Будет гроза, — сказал один из гребцов.
Вторая лодка удалялась в противоположном направлении. Крепость уже пропала из виду. Брызги летели в лицо Дирксену.
«Итак, закончилась первая часть моралите — «Благородный отец», — думал он. — «Начинается вторая — «Исправившийся пьяница».
Дорога становилась все круче. Лошади шли медленно. Альдо Хейг, ехавший впереди, обернулся.
— А перейдем на тропу — еще и не то будет.
— Ничего, — сказал Дирксен.
— Ладно, время пока есть, — Хейг тронул поводья. Дирксен смотрел ему в спину. За четыре дня, прошедшие со дня похищения Ридольфи, он успел составить собственное мнение о его характере, не совсем совпадавшие с нарисованным Армином. Разумеется, телохранитель Веселого Джироламо мог произвести и такое впечатление, какое составил у Армина, но только по отношению к людям, к которым он был враждебно настроен. Те же, кто внушил ему дружелюбные намерения, видели совсем другого человека — открытого, спокойного, может быть, несколько ограниченного, но, в сочетании с его внешностью, достоинства которой отмечал и Армин, вполне приятного. Фанатиком он был только в том, что касалось Джироламо и его дел. Но фанатик мрачный существенно отличается от фанатика в хорошем настроении, если такого можно представить, — а Хейг сейчас именно таким и был. Высокий, крепко сложенный, черноволосый и черноглазый, он был способен вызвать в собеседнике самую искреннюю симпатию, и можно было лишь поздравить Весельчака с тем, что не дал бессмысленно погибнуть отличному человеческому экземпляру. Как все люди, чрезмерно зависящие от мгновенного импульса, он порой то бывал чрезмерно многословен, то внезапно замыкался — впрочем, ненадолго. О Джироламо и его подвигах он способен был рассказывать бесконечно. В основном, его повествования сводились к тому, что Джироламо появился, спас или, наоборот, уничтожил, обманул, ушел от погони… (… «и скалу обложили — не меньше десятка их было. И патроны, понимаешь, кончились. Но он же ловкий, как кошка, и со скалы прыгнул на дерево, а там раскачался, и не успели они глазом моргнуть, как он уже был на том берегу».) Все это всячески варьировалось и могло быть интересно, но Альдо Хейг не был блестящим рассказчиком. Дирксен имел причину внимательно слушать, так как говорил не только очевидец, но и участник событий. И действительно, Хейг не забывал упомянуть, где он был и что делал во время очередного приключения, однако обнаружилось, что этим одним рассказы Хейга и отличались от от того, что Дирксен слышал раньше. Джироламо оставался все тем же мифическим героем — благородным, хитроумным, неуловимым и неуязвимым. Прошло столько времени с тех пор, как Дирксен начал поиски, но он ни на один дюйм не приблизился к реальному образу Джироламо. Что ж, зато он, возможно, сейчас приближается к нему самому. И не ему, играющему на чужом простодушии, жаловаться на неумение Хейга рассказывать. Тем более, что словоохотливый его проводник решительно ничего не сказал о Джироламо в настоящем. Все та же круговая порука молчания.
Наутро, после побега из крепости, они высадились в маленькой рыбацкой деревне, где их уже ждали лошади. Они немного передохнули, и, около полудня, оставив своих спутников в деревне, вдвоем отправились в горы. Пробирались они окольными дорогами, ночуя на земле, и только однажды останавливались в придорожной харчевне. Первое время Хейг опасался погони, но все было спокойно. Если погоня и была, они сумели от нее оторваться. Впрочем, Армин говорил Дирксену, что не в состоянии контролировать горные дороги так, как хотелось бы. То есть, это означало, что, по всей вероятности, Дирксен теперь остался один на один с мятежниками, без всякой поддержки извне, и должен следовать исключительно по собственному разумению. Это его устраивало. Днем жара стояла несусветная, а по ночам было значительно холоднее, чем внизу. Хотя не так уж высоко они забрались — раз лошади могли пройти. Леса кончились, склоны были покрыты какой-то бурой, клочковатой растительностью и рыжей травой, и каменная их основа то и дело обнажалась. Это напоминало Дирксену не до конца ободранную шкуру. Природа его мало интересовала, и он был внимателен к окрестностям только для того, чтобы их запомнить. Видимо его длительное молчание Хейг счел признаком усталости, потому что он снова обернулся и сказал: