Веселый мудрец. Юмористические повести
Шрифт:
И Трясун заторопился на дальний конец деревни.
А дети Нестерка и их товарищи в это время сидели возле хаты, в тени придорожной ракиты, слушали продолжение Марисиной сказки.
— Так, значит, дед усадил гостей на лавки, приказывает:
«Кошель-кошелек, дай мне каши горшок!»
И сразу же из кошеля появились еда да питье. У старосты даже очи на лоб полезли от удивления. Ну, конечно, он вместе с другими гостями все, что мог, съел, выпил, даже «спасибо» деду с бабой сказал. А сам думу черную затаил:
«Что
Утром, только проспался, к пану побежал. Рассказал ему все про кошель. Пан не поверил:
«Пьян ты был, верно. Привиделось!»
Староста посоветовал барину самолично к деду с бабкой зайти, кошель посмотреть.
Старики еще спали, когда пан к ним постучался.
«Заходите, папочек, гостем будете!» — поклонилась бабка.
И староста за барской спиной тоже — ужом — в хату.
«Говорят, у вас кошель есть, вроде скатерти-самобранки, — спросил пан. — Не таитесь, показывайте».
Бабка стянула деда с печи, дед достал кошель и говорит:
«Кошель-кошелек»…
— Ну, вот, опять, — захныкала Януся. — Ты эту сказку никогда не кончишь…
— Вот потому-то сказки вечерами и сказывают, что днем дела делают, — проговорила Марися вставая. — Обождите, братики, обожди, Януся, сейчас доскажу.
К хате Нестерка подъехал на новенькой телеге мужик. Вокруг лошади бегал взад и вперед маленький жеребенок-сосунок. Лошадь не спеша помахивала хвостом, будто отмахивалась от жеребенка.
— Сюда, сюда иди, кум! — крикнул из амбарной тени ранее пришедший мужик. — Посиди минутку, Нестеркина дочь сказку ребятишкам досказывает.
— День добрый, — сказала Марися.
— Уж так и быть, — проворчал приехавший, прошел к амбару и уселся на землю.
— Где мы кончили? — опросила Марися ребят.
— Бабка приказала: «Кошель-кошелек, дай мне каши горшок!» — напомнили братья.
— Верно… Появились всякие кушанья, пан только диву дается: откуда все? Думал, думал и додумался — не иначе, как кошель волшебный. У пана руки загребущи, глаза завидущи. Как это так: у мужика, голого, босого, волшебный кошель, а у него, ясновельможного пана, нет? Взял да и отнял.
Что делать? Дед бабу ругает, баба — деда. Порешили опять к журавлю идти.
Пришел дед на поле, а проса-то уже давно нет: птицы, поклевали, ветры размочили. Сидит дед, ждет 'журавля. День сидит ждет, ночь сидит. Дождался наконец.
«Здравствуй, старинушка. Чего закручинился?»
Рассказал дел, как пан кошель забрал.
«Это не беда, — сказал журавль. — Пойдем ко мне».
Опять среди поля, откуда ни возьмись, дорога с зеленой травой-муравой да цветами появилась. Опять по ней дед до журавлиного дома дошагал.
На все четыре стороны по крыльцу резному и на каждом крыльце стража стоит.
Увидала стража журавля, низко
Зашли в покои.
«Больше кошельков таких нет, — сказал журавль, — но есть у меня бочонок. Не простой, а особый. Как только крикнешь: «Двенадцать молодцов, стать передо мной!», так они из бочонка и повыскочат. А там приказывай им что хочешь».
Поблагодарил дед журавля и пошел до хаты.
Бабка голодная сидит, плачет — ей и кошеля жалко, и есть нечего.
«Иди, — говорит дед, — зови пана в гости. Скажи — чудо заморское ему покажем».
Пан сразу прибежал и кошель с собой принес — боялся, что кошель дворня украдет, пока он в гости ходит. Вот всюду его с собой и таскал.
Дед достает бочонок, приказывает:
«Двенадцать молодцов, стать передо мной!»
Они тут как тут — двенадцать молодцов один к одному и у всех палки-дубинки.
«Давай кошель, — приказывает старик пану, — а то шкуру спущу».
Пан отдал — уж очень испугался палок-дубинок…
В это время писарь Яким Трясун издалека увидел у Нестеркиной хаты ребятишек и телегу с лошадью, возле которой топтался маленький жеребенок. Лошадь и телега были чужие, не дикуличские. Писарь, по извечной своей привычке, захотел подобраться к сборищу неприметнее, прислушаться, о чем речь идет: не о пане ли, не о нем ли, писаре?
Огородами прошел Трясун к Несгеркиной хате, притулился за амбаром. Тихо шел. Мужики приезжие за углом амбара как сидели, так даже и головы на повернули — не слыхали шагов.
Один из мужиков сказал тихо:
— Нестерка дома нет, зря я телегу сюда гнал.
— Телега-то твоя, а лошадь моя, и то я не жалуюсь. Дочка не хуже отца нас рассудит, — отвечал второй, — не смотри, что малолетка: мал золотник, да дорог. Вот пока я тут сидел, Гаврила прибегал, Кириллов брат, — знаешь, возле колодца их хата? Так вот Марися присоветовала, как им от здешнего писаря избавиться… Лучше бы сам Нестерко не придумал!
«Значит, меня обдурили, как последнего кутенка?! — чуть не вскрикнул Трясун, хватаясь за бороду. — То-то я гляжу: братья с ума посходили — делиться вздумали, меня рвут на части! Значит, Марисенька… Ну ладно ж… А ребятишки-то, змеиное племя, чего там слушают?»
Писарь обежал амбар сзади, притаился у другого угла, за кустом бузины.
— …Дед приказывает, — послышался тоненький голос Марией: — «Ну, молодцы, всыпьте пану, на прощанье как следует! Потому, он мужиков часто порет, а сам березовой каши не пробовал!»
Двенадцать молодцов так отдубасили пана, что он едва ноги унес. Дед приказывает:
«Двенадцать молодцов, марш в бочонок!»
Все туда снова и сховались. С той поры пан пороть мужиков закаялся. А где дед бочонок прячет — никому не ведомо. Может, кто из вас и отыщет тех двенадцать молодцов, попробуйте. Вот и сказка вся.