Веселый мудрец. Юмористические повести
Шрифт:
— Так надо радоваться! — вскричал ходжа. — Поздравлять надо! Подарки готовить надо! А вы чуть не плачете!
— Чего же нам радоваться? — грустно произнес один из родственников невесты. — В доме нет ни куска баранины, ни горсти риса. Сегодня утром сборщик податей забрал все, что было приготовлено для угощения… Как теперь Пулат будет смотреть в глаза приглашенным? Что скажут гости?
«Пока будут разбираться в дарственной Абдуллы и пока бумаги вступят в законную силу, пройдет несколько дней. Не отменять же свадьбу!
— Идем к сборщику податей! Поторопись, Пулат! А то мы не успеем к приходу гостей приготовить богатое угощение!
По дороге ходжа изложил свой хитрый план повеселевшему жениху.
…Сборщик податей Улымас — дюжий, разъевшийся детина — жил, как известно, на окраине города. В его большом дворе полным-полно было уток, гусей и другой птицы. Бараны и овцы стояли в специальном загоне. Из конюшни доносилось ржание чистокровного арабского жеребца, на котором Улымас обычно ездил собирать подати.
Несколько курдючных баранов, только что полученных Улымасом в уплату чьего-то долга, стояли в специальной клетушке. Завтра сборщик податей хотел их отправить в горы, к своему стаду, а вместо них сдать беку обыкновенных овец.
Улымас сидел на плоской крыше своего дома, в тени старого грушевого дерева, и пил холодную простоквашу. Он с удивлением увидел, как Пулат и какой-то незнакомый старик с повязкой на глазу почтительно отвешивают поклоны перед курдючными баранами.
— Пойди узнай, — приказал Улымас слуге, — что нужно этим оборванцам от моих баранов!
Слуга вернулся в недоумении:
— У Пулата нынче свадьба…
— Знаю, знаю! — нетерпеливо сказал Улымас.
— Так вот он и этот старик…
— Какой-нибудь приезжий родственник…
— Со стороны жены… Так вот, они приглашают баранов в гости! Обещают им лучшее место за столом, очень, очень просят! Говорят: «Никто не сможет нас упрекнуть в непочтительности к мудрому сборщику податей. Самого Улымаса каждый посадит во главе стола, а вот оказать такие же почести его баранам — на это способны только те, кто его сильно любит…»
— Верно, — пробасил Улымас. — Меня-то любой пригласит, а вот моих баранов… Вот как меня уважают!
— Они еще просили арбу, — сказал слуга. — Говорят: «Как же такие красивые и уважаемые бараны пойдут пешком? Это недостойно! Пешком пойдем мы, а бараны должны ехать в арбе, как баи!»
— Дай им старую арбу и ишака! — приказал сборщик податей, приходя в хорошее настроение: ведь приятно убедиться, что тебя любят больше, чем всех других сборщиков податей! У других есть бараны не хуже, однако их не приглашают на свадьбы!
…По дороге Насреддин, чтобы его раньше времени не узнали, не снимал повязки с глаза. Ходжа громко, на всю улицу, сообщал ремесленникам и дехканам, мелким торговцам и нищим старикам, что
Двор Пулата едва вместил всех пришедших.
Из курдючных баранов Улымаса получились чудный шашлык и великолепный плов, которых хватило на всех.
Жених, невеста и родственники новобрачных забыли о своих недавних печалях и веселились от души.
А сборщик податей Улымас сидел на крыше и улыбался, глядя на луну. Очень приятно, когда тебя так любят, что даже твоим баранам оказывают великие почести!
Когда луна уже прошла половину своего ночного пути, Улымас послал слугу к Пулату:
— Скажи, что нашим баранам пора домой! Да смотри, когда будешь сажать их в арбу, будь аккуратнее… Не оторви курдюк! А то я тебе голову оторву!
Когда слуга подошел к хижине Пулата, там уже все спали, а гости давным-давно разошлись.
Он долго стучался, пока Пулат выглянул в окно.
Слуга и рта не успел раскрыть, как Пулат исчез и вместо него в окне показался старик родственник с повязкой на глазу.
— Тебя интересует судьба баранов? — спросил старик. — Ай-яй-яй! Приготовься услышать печальные вести… Бараны так объелись пловом и шашлыком, что умерли в страшных корчах. Последними их словами были: «Улымас был счастлив!» Мы выполнили последнюю баранью волю: сожгли их. А ишак с горя куда-то удрал вместе с арбой. Мы его не видели: я и не догадывался, что ишак был таким близким другом покойным баранам!.. Да что ты, проглотил язык от горя, что ли?
Слуга совсем растерялся. Выпучив глаза, он смотрел на одноглазого старика, и голова у него шла кругом.
— Не… может… быть, — почти проблеял он.
— Твое дело передать мои слова хозяину, — сказал старик. — А если он не поверит, то сошлись на меня.
И одноглазый сорвал темную повязку, перечеркивающую его лицо.
— Ходжа!.. — ахнул слуга и припустился бежать по залитой лунным светом улочке.
Услышав от слуги о проделке Насреддина, дюжий сборщик податей налился кровью, потемнел, раскрыл рот, да так и остался сидеть, не в силах вымолвить ни слова. Улымаса разбил паралич, и он лишился речи. А живность, которой был наполнен двор, воспользовалась поднявшейся суматохой, вырвалась на волю и вернулась по домам, в свои родные хлева.
На следующий день город облетела весть о болезни эмирской собаки — сборщика податей, о приезде Насреддина, о свадебных баранах. Бедняки радовались. Толстый судья приуныл. Длинноносый Абдурахман мучительно раздумывал: знает ли Насреддин, кому он обязан тем, что им заинтересовался бек? Удирать из города или еще можно попытаться что-то сделать? Ведь толстый судья платит щедро — не скоро сыщешь другого такого хозяина!
Насреддину же сразу пришлось вмешаться в добрый десяток недобрых дел, и он даже ни разу не вспомнил о Длинном Носе.