Веселый мудрец. Юмористические повести
Шрифт:
Не теряй зря времени, — покрутил ус мош Илие, — иди по дворам и выбирай самых тощих овец. Составь из них отару, И чтобы голов было столько же, сколько их у тебя в хозяйской отаре сейчас. Понял?
— Кажется, понял… А откормленных овец отдать тем, у кого я взял тощих? Так?
— И несколько грошей получишь с каждого хозяина — ведь не зря ты чабанил!
— И тощих сдать купцу?
— Конечно, вы будете в расчете. Он не платит тебе заработанного, а ты отдаешь ему то, что получил весной… Вы — квиты. А грош к грошу — рубль — карбован набежит. Свое ты получишь, в накладе не останешься… Только
И, как потом купец ни кричал, куда ни жаловался, никто ему помочь не смог. Все овцы были в наличии. А то, что они стали худыми да тощими, сам виноват: не! нужно было нанимать плохого чабана.
Вот какие мудрые советы давал мош Илие,
РАССКАЗ О ТОМ, КАК ЖИЛИ НА СВЕТЕ ЧУДАК
ИОН ЧОРБЭ И ДЕСЯТЬ ЕГО ДЕТЕЙ
— Кем бы ты хотел стать, Тындалэ: помещиком, купцом или генералом?
— Чудаком. Чудаки умеют улыбаться!
Жаркая июньская ночь спустилась на село — кончилось воскресенье.
Двор корчмы был до того завален пустыми винными бочками, что время от времени одна из них, не выдерживая напора других, выкатывалась на улицу, пугая бродячих собак.
Тут и там в мягкой уличной пыли спали гуляки. Легкий храп поднимался к небесам.
С другого конца села слышался топот, смех, музыка — там молодежь продолжала начавшийся еще днем жок.
Выкатившаяся со двора бочка наехала на одного из храпунов. Тело зашевелилось, перевернулось на другой бок. Приподнялась с земли серая от пыли усатая голова, уловила далекие звуки жока.
Танцуют… играют… пыль поднимают… — пробормотала голова. — Разве они понимают… разве это веселье… Вот мы с кумом… повеселились… мы… с кумом… — И голова бессильно упала на землю.
Широкоплечий корчмарь выгонял из корчмы засидевшихся гуляк. Он бережно ставил на порог подгулявшего, потом шлепал его по спине своей большой ладонью, и забулдыга вылетал на улицу. Блаженно улыбаясь и загребая непослушными ногами уличную пыль, он выписывал немыслимые вензеля, пока не спотыкался о кого-нибудь из спящих и не падал. Столпившиеся в корчме гуляки дружно хохотали, забывая о том, что их ждет та же участь.
Корчмарь выставлял за дверь очередного гостя — коротенького круглобедрого, похожего на фляжку, толстяка. Могучая ладонь уже была занесена для шлепка, когда корчмарь приметил у пьяницы торчащий из-под сползшей на глаза бараньей шапки толстый сизый нос. Такой нос был только у одного человека — у кума сельского старосты Профира, приехавшего в Бужор погостить.
— Прошу вас, бадя [6] Профир! — почтительно произнес корчмарь, поправляя на куме шапку. — Не споткнитесь, не дай бог!
6
Бадя —
Бадя Профир двигался, как канатоходец по веревке — растопырив руки и осторожно передвигая ноги. Время от времени он останавливался и долго стоял, глядя в небо и деловито перемигиваясь со звездами.
— Мэй, мэй, какое горе! Какое несчастье! Помогите, люди добрые!
Вылетавшие следом за Профиром из корчмы «люди добрые» останавливались, недоуменно моргали глазами, соображали — кто это говорит и чего от них хотят.
— Мэй, мэй, какое горе!
Косолапый парень, неуклюжий, как вставший на задние лапы медведь, метался по улице и тоненьким голоском причитал:
— Помогите, люди!
Профир узнал парня: это один из тех братьев-музыкантов, у которых сегодня он отобрал най и флуэр [7] . Что ему нужно?
— Мой брат Митикэ — лунатик. Мэй, какое горе! — переминаясь с ноги на ногу, голосил косолапый парень. — Как только восходит луна, он встает и бродит среди ночи с закрытыми глазами. Прошу вас, люди добрые, не испугайте его криком. Лекарь сказывал: разбудят — он умом помутится. Мэй, люди!
— А сам орешь больше всех! — сказал кум. — Где же твой лунатик?
7
Най — музыкальный инструмент, состоящий из нескольких свирелей, на нем играют, как на губной гармошке, флуэр — свирель.
— Тише, тише! — взмолился парень. — Вон он выхолит из дома старосты… Мэй, бедный Митикэ…
Хата старосты стояла по ту сторону широкой улицы, против корчмы. Возле хаты смутно виднелась какая-то белая фигура.
— Что этот лунатик делал у старосты? — удивился кум.
— Бадя Профир, ну разве лунатик знает, куда он идет и зачем? — пожал плечами парень. — Он уже по трем крышам прошел, через пять плетней перелез…
— А я вот его спрошу, зачем он по ночам колобродит! — грозно подбоченился Профир.
— Что вы, бадя! — громким шепотом, слышным почти на всю улицу, сказал корчмарь. — Худо может быть, если разбудишь. У меня кума была лунатиком. Мы ее разбудили — так она с тех пор говорит не переставая, даже во сне… Мочи нет, хоть уши затыкай. А была тихая, молчаливая…
Уже человек пятнадцать наблюдало за уверенными шагами лунатика, который шагнул было к корчме, но потом двинулся вдоль улицы — туда, откуда слышалась мелодия жока.
Когда он проходил мимо кума, тот увидел, что глаза лунатика закрыты, руки прижаты к груди.
— Это просто чудо, — сказал Профир. — Идет и не споткнется!
Он сделал движение, намереваясь остановить лунатика.
Бадя Профир, — взмолился брат и схватил кума за руку. — Дорогой! К нему нельзя прикасаться… Пусть себе идет.
Лунатик быстро удалился. Косолапый парень поспешил за ним, причитая и охая.
— Чем я хуже лу… лунатика? — спросил Профир. — Вот захочу и тоже по крыше пройду… Я… я…
Кум ударил себя в грудь кулаком, потерял равновесие, зашатался, затем еще раз ткнул себя в грудь, упал в пыль и тотчас же сладко захрапел.