Веселый Роджер
Шрифт:
– Прекрати!
– Тебе ее фото понравились, я заметил, как долго ты их рассматривала в прошлый раз.
– А тебе она как? – Вера сердится, хмурится, красная как рак.
Да что я такого сказал-то? Смеюсь. Она серьезна, будто даже злится, но заметно, что тоже едва сдерживает улыбку.
– Стояк не мешает работе?
– Я привык, – пожимаю плечами.
– И что, совсем-совсем не возбуждаешься во время съемок? Не встает даже? – Вера входит во вкус, развивает тему. Лучшая оборона – это нападение, ага. Полностью повернулась ко мне, глаза горят.
Такая она мне очень нравится. Пожалуй,
– Ну-у. Я бы сказал, привстает, – снова смеюсь.
– Совсем чуть-чуть?
– Ага. Совсем слегка.
Я стискиваю ладонью ее колено, она тут же опускает руку на мою, но быстро отдергивает ее, кладет рядом.
– Фу, как непрофессионально, – тычет в меня пальцем.
– Только не сдавай никому.
Эту тему мы еще некоторое время мусолим, затем я высаживаю Веру у «Веранды», а сам направляюсь в студию.
Но на этот раз у меня не встает и даже не привстает. Съемка получается отвратной. Вряд ли удастся выбрать и пару фотографий спустя два часа каторжной работы. Нет, Варя прекрасна как обычно, каждое ее движение, взгляд идеальны и фанатично отрепетированы. Беда во мне.
Чем больше я думаю о предстоящей встрече с Артёмом, тем сильнее злюсь. На подъезде к студии я едва не отменил съемку вовсе, потому что от нетерпения увидеть брата дрожали руки. Но следовало это сделать раньше, так как Марина к двум часам уже убила на модель кучу времени, готовя образ. Впрочем, к концу фотосессии понимаю, что стоило все же перенести планы. Ладно, наконец я в машине. Честно, я себя контролирую. Понятия не имею, почему нарушаю скоростной режим.
«Ауди А5» Кустова брошена на служебной парковке у ресторана «Восток и Запад». Это очень дорогое и элитное место, поверьте на слово. Я знаю, кто делал дизайн: приглашенный француз с псевдонимом RoseF, весьма известная личность в определенных кругах. Его работы, которые попадались мне во время учебы, повергали в трепет и восторг. А когда «Восток и Запад» только открыли, я ходил туда как в музей на экскурсию, чтобы набраться вдохновения и почувствовать себя бездарностью.
Ладно, я веду этот мысленный монолог только для того, чтобы немного отвлечься от предстоящей встречи. Обстановка заведения сейчас не имеет никакого значения, я приехал с другой целью.
Выхожу из машины, включаю сигнализацию и иду к парадному, богато отделанному входу.
После армии Артём поступил на какого-то там менеджера, а потом резко свернул в сторону ресторанного дела. Учился на повара вместе с Верой, даже поработал по специальности какое-то время, но в нем быстро распознали нетривиальные организаторские способности, которые намного выше, чем кулинарные. Уж поверьте мне, я рос с этим парнем в одной семье и точно знаю: готовить он не умеет. Зато уже три года справляется с ролью управляющего в жутко дорогих заведениях.
Мой брат именно сейчас, в данную минуту, возможно, медленно умирает. И хоть он мне не кровный родственник и мы редко общаемся, да и раньше не особенно дружили, точнее, продрались все детство так, что у каждого имеется пара шрамов от стычек, но я действительно его люблю.
Артём полная скотина, которая не уважает женщин и менее успешных, чем он, мужчин. Самонадеянный жестокий придурок, который печется только о собственной заднице, прилично помотал нервы маме, принявшей его как своего и даже усыновившей. А занять место рядом с отцом шестилетнего ребенка ой как непросто. Я был слишком мал, чтобы что-то помнить о времени, когда мама ушла от отца к дяде Коле, но по обрывкам рассказов родственников кое о чем в курсе…
Захожу в просторный, искусно убранный зал, за столиками которого ведут неспешные беседы состоятельные люди. Ищу взглядом Артёма.
…Так вот, я люблю его как брата, несмотря на все косяки, и прямо сейчас продам все, что имею, если понадобятся деньги для спасения его шкуры. Не задумываясь. И мое сердце кровоточит от понимания того, через что Артёму предстоит пройти. Я не слишком хорошо осведомлен в вопросах борьбы с вирусом иммунодефицита, доктор сказал, что расскажет нам обо всем в следующий понедельник. Если будет необходимо. Но предполагаю, что дело это непростое. И полного излечения не существует.
Я бы отдал все, что только мог, если бы было возможно спасти этого любвеобильного идиота, через которого баб прошло столько, что, ручаюсь, сам он лиц и половины не вспомнит.
Но вместо этого я, обнаружив его выходящим из туалета в дальнем, огороженном конце зала, – нас здесь не видно ни работникам, ни гостям – подхожу близко и замахиваюсь. Артём улыбается (в кои-то веки рад меня видеть), но, прежде чем успевает открыть рот, получает по морде. Со всей силы. Я вкладываю в удар всю злость от его безалаберности, бездумности, глупости, поставившей под удар его жизнь, а также судьбу ни в чем не повинной хорошей девушки.
Он выше меня почти на голову, но так как не мог ожидать подвоха, падает, не способный устоять, еще и ударяется своей безмозглой башкой о кафель.
– Ты что натворил, придурок?! – срываюсь я, едва удерживая себя от желания хорошенько пнуть, пока он, беззащитный, лежит у ног, но уже начинает подниматься.
Артём занимался боксом, да и крупнее меня. Другой возможности побить его не будет.
Он вскакивает, толкает меня со всего маха, но я готов. Делаю шаг назад и сохраняю равновесие, бью в ответ ладонями по его груди, и чудо – он снова падает.
Прекрасно отдаю себе отчет, что камеры в углах закутка снимают каждое движение.
– Мать твою, ты чего творишь?
Пошатываясь, Артём вновь поднимается на ноги, готовый к обороне и атаке. Ладони сжаты в кулаки, тело мгновенно принимает стойку, но бить его я больше не собираюсь. Я ж не идиот, его руки длиннее моих. При равных условиях у меня нет ни единого шанса. Губа брата разбита, из носа течет кровь, щека быстро краснеет, распухает.
– Ты о существовании гондонов вообще в курсе?!
Я тоже в оборонительной позиции, наготове, если он кинется давать сдачи. Мы сверлим друг друга полными ненависти взглядами.
– Че, она уже поплакалась тебе? – Артём брезгливо поджимает верхнюю губу, морщится. – Побежала вприпрыжку жаловаться? Почему к тебе-то?! – Кажется, он поражен. – Вот шлюха, да еще и воровка! Советую пересчитать деньги после ее ухода!
– Черт, ты вообще осознаёшь, что натворил?!
– Еще не до конца, – рычит он, ощупывая лицо и сосредотачиваясь на ране. Видимо, понимает, что дальнейших нападений не планируется.