Весёлый Роман
Шрифт:
Автомашина? Я обкатывал Федину «Волгу». Из-за ограничителя больше шестидесяти при обкатке не выжмешь. Так вот, при шестидесяти километрах в час кажется, что твоя автомашина ползет как черепаха. Грузовики обгоняют.
Только мотоцикл. Только мотоцикл дает человеку настоящее ощущение скорости. Ты близко к земле, и дорога летит под тобой, и ветер бьет в лицо, и шмель, как пуля, врезается в прозрачный щиток. Мотоцикл — вот единственное средство ощутить настоящую скорость конца двадцатого столетия.
Когда я с кем-нибудь знакомлюсь, я стараюсь не называть своей
В Ленинграде у меня родной дядя. Он известный человек. В День Военно-Морского Флота его всегда в газетах упоминают. Вице-адмирал Михаил Иванович Пазов. Так вот у него фамилия не Пузо, а Пазов. Это он еще в молодости так переименовался.
Моего старшего брата Федю называют на французский лад: профессор Пузо.
Но, когда я пришел на завод, фамилия Пузо никого не удивила, ни у кого не вызвала улыбки. Даже наоборот — на меня смотрели не без уважения. На заводе она давно известна. Это фамилия моего отца, авторитетнейшего слесаря-наладчика.
Так вот у нас такая семья: отец рабочий, а дядя вице-адмирал. Я токарь, а мой старший брат Федя — профессор, доктор медицинских наук. Лечиться, правда, мы стараемся не у него. Если уж кто заболеет — приглашаем участкового врача. С Федей всегда какая-то чепуха получается. Заболела недавно у наших соседей бабка — Мария Афанасьевна. Попросила: позовите Федю. Позвали. Он осмотрел ее, протер очки и говорит:
— Простудились вы, Мария Афанасьевна. Нужно будет этазол принимать. Я сейчас выпишу.
Клава, невестка Марии Афанасьевны, продавщица из нашего «Гастронома», сразу же вмешалась:
— У мамы от этазола крапивница по всему телу. Может, лучше сульфадимезин?
— Можно и сульфадимезин, — согласился Федя. — И банки неплохо бы.
— От банок у меня сердце болит, — сказала старуха. — А горчичники можно?
— Конечно, конечно, — подхватил Федя. — Очень хорошо горчичники.
— А может, ей пенициллин нужен, уколы? — спросила Клава.
— Не помешает, — сказал Федя. — Сейчас я напишу, пусть сделают уколы.
Нет у него той авторитетности, с которой разговаривают обыкновенные участковые врачи. Может, правда, когда какое-нибудь серьезное заболевание, он не соглашается с тем, что ему подсказывают. Может, в таких случаях он говорит что-то определенное. У нас как-то никто всерьез не болел. Но для обычных случаев вроде гриппа он совсем не подходит — только авторитет медицины подрывает своей покладистостью.
Один дядя у меня, как я уже говорил, адмирал и живет в Ленинграде. А другой, мамин брат, Степан Игнатьевич Князюк — литейщик. Дочка его, моя двоюродная сестра Шурочка, — портниха, в ателье работает. Это она мне сшила джинсы, которыми я горжусь. Не те пижонские джинсы, какие теперь все носят, а настоящие, из плотного брезента. Если их поставить, они будут и без человека стоять. Такие и нужны мотоциклисту — ни ветер, ни дождь сквозь них не проберутся. А блестящие кнопки везде, где только можно, мне прикрепил часовщик, который работает в будочке у нас на углу. Уж он не пожалел металла.
Черную кожаную курточку с девятью замками-«молниями» и белыми витыми кожаными погончиками Федя мне привез из Австралии. Белую каску и пластмассовый щиток-забрало выдали в клубе. Перчатки-краги я купил в магазине спорттоваров. Это все не пижонство. Я однажды шел по шоссе без перчаток. И не на такой уж большой скорости — километров семьдесят-восемьдесят. По мизинцу врезал встречный майский жук. Я думал, что без пальца останусь. Честное слово, даже взвыл.
Ну и мотоцикл я купил себе уже через месяц после того, как поступил на завод. В рассрочку. Мы все покупаем мотоциклы в рассрочку. Машина зверь. «Ява-350». Мы с Вилей здорово с ней повозились. Поставили гоночный руль с катушечным регулятором газа. Движение руки — и дроссель полностью открыт. Это у нас такая мода — какой бы драндулет у тебя ни был, а руль ставится гоночный, шириной восемьдесят пять сантиметров. Совсем другой вид. И вручную отполировали камеру сгорания и каналы. С места берет девяносто километров, до того приемист.
У нас в Киеве побывал чешский инженер с завода «Ява». Когда он посмотрел наши машины — только языком поцокал и головой покачал.
— Прецезионная работа. Ювелирная техника. Можно на международной выставке показывать.
Конечно, они на заводе при массовом выпуске не могут так отполировать каждую деталь.
Я люблю свою машину. И доверяю ей.
— Для чего тебе столько яиц? — спросил я у Николая.
— Тетка просила.
Он жил с теткой.
— А как мы их довезем?
— Ничего, довезем.
Он решил купить сотню яиц. Стоило посмотреть на то, как он это делал. Николай — обычно мрачноватый парень, с какой-то особой, чуть виноватой улыбкой. И все-таки все продавщицы ему улыбаются. Всегда. Сразу. Что-то в нем такое есть. Посмотришь на него хоть раз и понимаешь: вот уж хороший и надежный парень.
— А они не испортятся? — вдруг спросил Николай. — За месяц?
— Сейчас выясним.
Я уверил продавщицу, хорошенькую блондинку с телом взрослой женщины и совершенно детскими ясными глазками, что Николай построил дома инкубатор и собирается выводить цыплят, и допытывался, можно ли вывести цыплят из гастрономовских яиц. А она не знала и побежала консультироваться к заведующему отделом, тот тоже не знал. В конце концов я объявил, что мы проверим это экспериментальным путем, а яйца, из которых цыплята не вывелись, возвратим в «Гастроном».
Черт его знает что! Если кто-нибудь задерживает продавца трепом, другие покупатели всегда нервничают и ругаются. Когда это делаем мы с Николаем, вдруг оказывается, что никто и никуда не спешит, все вмешиваются в разговор — сплошное веселье.
И продавщица была довольна. Ну, в этом никакого особенного секрета нет. Просто нужно так с ней разговаривать, чтобы она чувствовала, что ты интересуешься ею как человеком. Но уж здесь притворяться нельзя. Нужно в самом деле интересоваться. Продавщица, вероятно, ощущает свой прилавок, как барьер между собой и покупателями. Так вот, весь секрет в том, чтобы она не чувствовала этого барьера.