Весенней осенью из лета
Шрифт:
— Извини, – Стёпка опустил голову.
— Ладно, проехали. Но в следующий раз будь внимательнее, аккуратнее. Я же не могу каждый день на тебя тратить по 200 гривен.
— Я постараюсь, – мальчик обнял маму, прижавшись лицом к животу.
— Договорились, а теперь уроки! А мне еще молнию нужно будет починить, если получится. А если нет, придется нести в мастерскую.
Написав письмо в две строчки и отправив адресату, Елена помогла подруге высушить волосы феном. Даже без разрекламированных средств для увеличения объема, прическа
— Стаська, тебе срочно нужно перекраситься. Как купишь краску, зови меня. Я сделаю из тебя конфетку!
— Не до краски мне, Лен. Завтра надо ботинки своему школьнику купить, зима ведь не за горами. Вон, какой снег повалил, а Степке обуть нечего. Да и зачем красить волосы? Зимой под шапкой все равно не видно.
— Здрасти, моя радость! А перед Глебом ты тоже в шапке ходишь? Мужики любят глазами. Глазами! А что твой Глеб видит? Неухоженную домохозяйку?
Антошка, сидя на диване, перестал кусать резиновую мышку. Вся распашонка была мокрая от обильного слюноотделения. У него резались зубки, и ему не терпелось их обо что-то почесать. Но, заметив некое волнение, исходящее от мамы, он остановился. Малыш словно ожидал, что же она ответит.
— Глеб любит меня такой, какая я есть. И мне не нужно стараться сделать себя привлекательнее. Главное красивый внутренний мир, душа человека, умение быть хозяйкой, в конце концов, а не фальшивая, но красивая оболочка.
Станислава немного разозлилась. Но, сдерживая эмоции, все-таки попыталась сделать вид, что слова подруги её не очень-то и волнуют. А где-то глубоко как будто что-то ёкнуло. Обида от прямолинейности или жалость к себе самой? – она и сама не понимала.
— Ох, Стаська! А давай я тебе глаза накрашу красиво?! И увидишь, каким взглядом одарит тебя муженек! А если ты еще и халат этот снимешь, сменив его хотя бы на бриджи и топик, так будет вообще здорово!
Елена могла уговорить кого угодно. Она была открытой и доброжелательной натурой, и эти качества больше всего в ней нравились Станиславе. Но порой надмерная правдивость с уст подруги звучала, как смертельный приговор. И опасаясь намеков на то, что Глеб может заинтересоваться другой, Станислава разрешила испробовать на себе самый экстравагантный арабский макияж.
— И это все, что у тебя есть из косметики? Зая, разве можно так себя не любить, что даже не позволить себе купить нормальную помаду? У этой срок годности истек в прошлом году.
— А мне нравится, как она смотрится на губах. Ты кстати глаза собиралась мне накрасить, а не губы. Так что оставь в покое мою помаду. Отдай, – и Станислава потянулась рукой, чтобы положить помаду на место в косметичку.
— О Боже, здесь еще и спичка! Какая же ты экономная, а я и не знала, что все настолько запущено. Выброси её в мусор, и купи новую! – Елена отложила затертый тюбик с остатками помады в сторону.
— У меня еще блеск для губ есть, и карандаш почти новенький. Мне его мама подарила в прошлом году на 8 марта!
— А карандаш хороший. О! И теней у тебя две коробочки! Как раз
— Какая есть, такой и крась.
— Ну что же, приступим!
Первым делом она попыталась нанести на внутренний уголок верхнего века подруги серые тени. Они осыпались, оставляя блестящие точки, но это не останавливало напористую Елену, желающую и потренироваться с новым видом макияжа глаз, и за одно повлиять на подругу, приобщив её к ежедневному уходу за лицом. К внешнему веку она нанесла темные фиолетовые тени, а посредине яркие зеленые, отливающие металлическим блеском. По контуру нижних век жирной полоской провела голубую подводку, и накрасила ресницы полусухой от старости тушью. Но то ли из-за отсутствия специальных кисточек, то ли из-за неудачного подбора цветов или даже фирмы производителя самой косметики – макияж оказался жалким подобием того, что было на картинках.
— Всё? Можно в зеркало глянуть?
— Подожди, надо припудрить носик и губки подрисовать для полной картины.
Тук, тук, тук-тук, тук.
— Это Глеб, – вскочила Станислава. – Губки красить уже некогда.
Елена все еще смотрела на плоды своих стараний, размышляя «что же я сделала не так».
— Ну, я пойду. Засиделась я у тебя. Мои там уже наверно заждались. И не забудь о халате, – она подмигнула, поправляя большую грудь, спрятанную за красивой кофточкой.
— О, Господи, что ты со мной сделала? Я похожа на тропического попугая, – ужаснулась Станислава своему отражению в зеркале.
— Ничего подобного. Если тебе еще цвет лица выровнять, щеки нарумянить, губы накрасить, прическу сделать и одеться подобающе – было бы чудесно! А если набор кисточек купить, так ты была бы краше моделей с глянцевых журналов, – ответила Елена, обуваясь у порога, в то время как Станислава открывала дверь.
— А что это с твоими глазами? Что за боевой раскрас свирепой амазонки? – сходу возмутился муж, лишь искоса взглянув на спешащую домой гостью.
— Я сейчас умоюсь, – Станислава безрадостно наблюдала за реакцией Глеба.
— Я убегаю. Всё. Пока, – и за подругой захлопнулась дверь.
— Пока.
— Тебе такой вульгарный макияж не к лицу. Солнышко, ты же не уличная девка, – он повесил куртку, и поток воздуха с тонким запахом женских духов рассеялся в коридоре.
— Ты с мамой Гришки разговаривал или обнимался? Почему от тебя пахнет духами?
— Духами?! – Глеб переспросил, усмехаясь. – Даже не знаю. Может, Танька вылила на себя целый флакон!
— Танька?!
— Фешинова – медсестра наша, Танька, – невозмутимо продолжил Глеб, – она мне все уши прожужжала, жалуясь на своего «розбышаку».
— Ах, ну да, конечно! И ты бедный больше часа выслушивал её жалобы?
— Ну, в самом то деле, ты что ревнуешь? Подумаешь, поговорили. Что у нас общих тем для разговоров нет? Тем более это её Гришка нашего Стёпку постоянно обижает. Вот и мы и обсудили поведение наших детей.
Глеб больше ничего не сказал. А Станислава с ворохом неприятных мыслей в голове пошла смывать с себя косметику.