Весенние игры в осенних садах
Шрифт:
– Спокуха. Ты просто ее толком не рассмотрел.
– Неужели думаешь нас убедить, что она имеет все пять недостатков?
– Конечно. Во-первых, зубы.
– Ну да, зубы.
– Ты видел ее зубы. Они редкие.
– Ну и что? Зато какие сочные аппетитные губы! К ним так и тянет присосаться.
– Но за губами прячутся зубы, и они редкие. Во-вторых, уши. Сейчас они скрыты прической, а вообще-то она лопоухая. В-третьих, у нее косоглазие.
– Ну, ты уже совсем загнул! Я же вижу, что это совсем не так.
– Сейчас, может, и не так. Она из тех косоглазых, у которых глаза переменчивые. Когда я с ней познакомился, она была совершенно косой. Сейчас вот выпила – и прошло. В-четвертых,
– Что же это за дефект? – не врубился я.
– Ха! Да это же форменное уродство. Она не только интеллектуалка, но при этом еще и страшная задавака. Она прочитала Хайдеггера, усек? – Ромко сообщил это трагическое известие, жутко закатив глаза, словно речь шла о неизлечимой болезни. – Вот ты… прочитал Хайдеггера?
– Я? Нет, – честно признался я.
– Вот видишь. А она прочитала. И не только его. А еще и кучу других разных там юмов и попперов. Это же просто ужас. Такая молодая – и такая испорченная! С ней ведь ни о чем поговорить невозможно. Ты ей про онанизм, а она тебе про экзистенциализм.
– Ладно. Давай пятый дефект.
– Пятый? Пятый – самый страшный. Пятый такой, что просто капец.
– Ну?
– Только не смейся громко. Она – целка!
– Целка? Сколько же ей лет?
– Двадцать два.
– И целка?!
– Интеллектуальная целка! Полный абзац. Имея такие сиськи и такую задницу, быть целкой – преступление.
– И ты собираешься избавить ее от этого последнего недостатка?
– У меня ничего не получится. Моего интеллекта, увы, не хватит даже на одно свидание.
– Как же тебе удалось затащить ее сюда?
– У нее есть сестра. Моложе на два года. Вот она и рассказала мне про свою старшую, которая целыми днями сидит над книгами, света Божьего не видит, все читает и читает, даже телевизор не смотрит. Вот младшенькая и уговорила меня, чтобы я сестру вытащил на какую-нибудь вечеринку, поразвлечься, с парнями познакомиться. А то ведь ей, младшей, неудобно – она моложе, и уже давно не целка, а эта – старшая, а все еще девственница. Понимаешь? Меньшая возвращается поздно, а эта грызет ее: «Где ты таскаешься? Хочешь СПИД подхватить?» Пилит со страшной силой. Достала уже девчонку. А однажды, когда увидела у нее презервативы, обещала все родителям рассказать. Такая вот стерва. Ну, я и приволок ее сюда. Может, кто клюнет. Скажи честно, тебе она нравится?
– Нравится – не то слово.
– Забирай. Отдаю задаром. Для тебя не жалко, хотя и ты этого Хайдеггера не читал. Но ты, по крайней мере, прочитал кучу всякого другого хлама, так ведь? Думаю, ты ей баки забьешь.
– Ас чего ты вдруг этим так озаботился? Чтоб мне на этом месте провалиться – хочешь поиметь ее сестру!
– Только между нами – уже поимел. С ее сестрой легко, она, кроме комиксов, других книжек в руках не держала. Так вот, скоро их родители махнут на море. Сестренки останутся дома одни. Там такая квартира – атас! А я, блин, должен по паркам ей газетки подстилать. Так вот, если ты ее закадришь, будем развлекаться с сестричками в соседних комнатах. Там такой бар! Ты пил банановый ликер? Давай, вперед. Даю досье: она тащится от этого чувака, ну который «Имя розы» написал с Шоном О’Коннери.
– Умберто Эко.
– Во! А еще от Маркеса, Кортасара, словом, от всех латиноамериканцев сразу. А последнее, что ее вставило, – Генри Миллер.
– Фантастика! У него только то и делают, что трахаются. И мат на мате.
– О, запомни: не дай бог в ее присутствии брякнуть какую-нибудь явную глупость или рассказать неприличный анекдот. Это будет полный облом. Из анекдотов – только абстрактные. Типа летят два напильника, плывут три сковородки… Если с репертуаром проблемы, можешь одни и те же шутки рассказывать
Здесь я заметил, что моя девушка уже начинает нервничать, бросает в мою сторону беспокойные взгляды.
– Хорошо, но ты должен нейтрализовать мою подругу.
– Вот эту самоходную пушку?
– Можешь пригласить ее на танец. А я пойду к твоей. Как ее звать?
– Вера.
Она красовалась с бокалом вина перед какой-то картиной, что висела на стене, и, возможно, пыталась разобраться, что же там нарисовано. Напрасный труд – этого не знал даже автор. Я пригласил ее танцевать. Она загадочно повела бровями, словно мое приглашение ее чрезвычайно удивило, поставила бокал на стол, и мы пошли топтаться в меланхолическом покачивании.
– Если бы мы устроили здесь конкурс красоты, вас непременно назвали бы королевой, – выпалил я для начала.
– Не думаю. Вкусы у большинства здешней публики слишком оригинальны, я совершенно не вписываюсь в их идеалы. Это Ромко посоветовал вам меня закадрить?
– Нет. Я сам обратил на вас внимание. А когда спросил его о вас, то узнал вдруг, что вы прочитали Хайдеггера. Это меня впечатлило. Ведь барышни в своем развитии преимущественно останавливаются на Франсуазе Саган. А тут – Хайдеггер.
– Вы хотите поговорить о Хайдеггере?
– Упаси Бог. Я столь высоко не взлетел. Предпочитаю кайфовать над античными и восточными философами.
– Восточными? – переспросила она. – Какими именно восточными?
– Китайскими, японскими… Лао-Цзы, Чжуань-Цзы… Вообще-то я увлекаюсь и их литературой. Вы читали Акутагаву Рюноске?
– Нет.
Ура! Один ноль.
– А фильм Акиры Куросавы «Расемон» видели?
– Конечно. Я видела несколько фильмов Куросавы. А к чему здесь «Расемон»?
– Он снят по новеллам Акутагавы.
– Правда?
В ее глазах вспыхнул неподдельный интерес. Именно такой загорается в глазах рыбака, когда ему подсказывают, что именно в этом месте хороший клев.
– А еще советовал бы вам прочитать дневники Сей Сенагон, Кенко-Хоси или Басе, или прозу Ихары Сайкаку! Это сплошной кайф.
– А в вашей библиотеке есть их книги?
– У меня есть все, что издавалось в переводах с древней восточной литературы.
Мы плавно переходили из танца в танец, не ослабляя объятий, а наоборот, незаметно прижимаясь все теснее, так, что вскоре она замкнула свои руки на моей шее и мы уже перешли на шепот. Вера пробовала удивить меня теми авторами, которых она прочитала, но это было невозможно. Я знал все. Иное дело, что многое из всего этого мной было не читано, в чем я честно признавался, однако все прочитанные и непрочитанные авторы были зарегистрированы в моей голове в аккуратном порядке, я помнил, что они написали, и знал, почему не хочу их читать. Зато я потряс Веру несметным количеством неслыханных книг. Она глотала информацию с какой-то фантастической ненасытностью, вбирала ее, словно губка, и в это время с ней, казалось, можно было делать все. По крайней мере, мы не разжимали объятий даже в паузах между мелодиями. Наконец я решил проверить, насколько мне удалось ее увлечь, и заманил на балкон. Там я обнял ее и стал целовать вначале за ушком, как будто нечаянно, затем язык мой легко нырнул в ушную раковину, и я ощутил, как тело ее напряглось, и она начала водить головкой, далее я зацеловывал ее щечки, и снова она, прикрыв глаза, водила головкой, то приближая свои губы к моим, то отдаляя, но уже позволяла прикоснуться к ним насухо. Однако поцеловать себя все же не дала, хотя я уже видел, что нахожусь на полпути.