Весенняя страсть
Шрифт:
Что она наделала? Ничего более женственного, чем волосы, у нее не было, так она считала всегда. Золотые кудри придавали своеобразную привлекательность простоватому лицу и мальчишеской фигуре. Поборов минутную слабость, Николь натянула коричневый капюшон, под которым можно было спрятать даже лицо, если надвинуть капюшон поглубже на лоб. Николь насмешливо улыбнулась и откинула капюшон на плечи. Теперь, когда у нее такие короткие волосы, зачем прятать лицо? Никто не догадается, что она женщина.
Льняная рубашка, ткань которой от долгой носки стала совсем мягкой, приятно касалась тела. Николь была в коричневых чулках, перевитых крест-накрест
Поверх нижнего белья на девушке была надета старая туника. Когда-то ярко-зеленая, с годами она выцвела и сейчас лишь отдаленно напоминала прежний яркий наряд. Пришлось закатать рукава, но по длине туника была в самый раз – опускалась чуть ниже колен. В последнюю очередь Николь надела толстый кожаный дублет [1] и кольчугу, скрывающие маленькие женские округлости.
1
Дублет – облегающая куртка на ватной подкладке, которая надевалась под рыцарские доспехи (латы, кольчугу) в период расцвета Средневековья (XII–XIII вв.) Впоследствии изменялся, превратившись после XVII века в жилет с рукавами, а после XVIII века – просто в жилет. – Здесь и далее примеч. ред.
Обуться Николь пришлось в грубые башмаки, которые, к сожалению, оказались ей малы и сильно натирали ноги. Девушка с тоской посмотрела на прекрасные туфли, которые носила прежде; с ними придется расстаться. Дело было не только в том, что такую обувь носили лишь дамы из благородного сословия, просто они сами по себе не годились для долгого похода. Николь вздохнула и, видя, что выбора нет, решила терпеть боль.
Тильда тихонько позвала ее из-за стены.
– Выходи, все спокойно.
Николь протиснулась под доской, испачкав тунику. Встав, она попыталась стереть с себя липкую грязь, но только измазала руки. Оставив бессмысленное занятие, она подошла к Тильде.
– Они уже повернули за угол?
– Нет еще. – Тильда обернулась к Николь, потом внимательно оглядела ее.
– Колетт! [2] – выдохнула она.
– Что? – воскликнула Николь и огляделась по сторонам, подумав, что Тильда увидела нечто ужасное.
– Натяни капюшон! – велела та резким тоном. – И пониже. На самый лоб.
– А что такое? Зачем? – на этот раз Николь даже смутилась.
– Делай, как я говорю, Колетт, и не спорь. – В голосе Тильды вдруг зазвенел металл. – Если хочешь убежать отсюда, изображай горбуна и не снимай капюшон до тех пор, пока мы не отойдем подальше. Больше ни о чем меня не спрашивай, нам надо спешить.
2
Колетт – уменьшительная форма от Николь.
Тон подруги становился все холоднее.
Николь нахмурилась, но подчинилась Тильде. Даже прожив с ней бок о бок целую жизнь, Николь так и не смогла до конца понять изменчивый характер своей молочной сестры.
Вместе с подругой они прошли несколько шагов, свернули за угол на маленькую улочку и увидели стоявшего поодаль солдата. Николь сразу сгорбилась, зашаркала
Настроение Николь поднялось: слава Богу, ее не узнали! Она будет свободна! Как только удастся миновать ворота, она отправится к де Окслейду, выйдет за него замуж, а потом избавится от него. А после…
А после Гиллиам женится на ней. Или церковь примет над ней опеку. Или, что еще хуже, королевский двор возьмет ее под свое покровительство и будет высасывать жизнь из ее владений, чтобы пополнить скудную казну Англии. Но разве может она позволить, чтобы такая беда случилась с ее людьми?
Да, все ее радужные планы рушились перед лицом суровой реальности. Желание стать полноправной и единственной хозяйкой Эшби не более чем детская фантазия, выдуманная ею, чтобы подпитывать свою жажду мести и скрашивать скуку заточения. Ни один мужчина не позволит ей осуществить такую мечту.
Николь упрямо тряхнула головой, стараясь отогнать от себя эти мысли. Она пожертвовала своими прекрасными волосами не для того, чтобы так скоро признать поражение. Ее план обязательно удастся, просто не может не удаться. Какая же она дочь, если выйдет замуж за убийцу собственного отца?
Шагавшая рядом с ней Тильда рассмеялась.
– Даже бровью не повел, дурак, – хмыкнула она. – Как же он возненавидит себя, когда узнает, что мы прошли у него под носом.
– Тильда, это не игра, – резко бросила Николь, рассерженная не столько поведением подруги, сколько собственными сомнениями. – Моя свобода висит на волоске, а ты думаешь о том, как одурачить какого-то солдата.
Тильда бросила на Николь хмурый взгляд.
– Не говори со мной таким тоном, Колетт. Стоит мне только назвать твое имя, и ты снова окажешься под замком!
– Тильда! – Пораженная Николь остановилась и уставилась на подругу. Вообще неуважительные манеры Тильды не удивляли ее. Эта простолюдинка никогда не держалась с ней как горничная с госпожой, и виновата в этом была сама Николь. Она всегда видела в Тильде сестру, а не служанку. Однако сейчас в тоне девушки прозвучала новая нотка, которая потрясла ее.
– Проклятый язык, вечно он выдает меня, – насмешливо ответила Тильда, склоняя голову и отводя глаза. – Что ты пялишься на меня? Я знаю, что не должна вести себя так. Только тронь гордость господина, и он сразу поставит тебя на место. Ладно, как-нибудь переживем. Но если меня поймают, кричи караул. – Тильда спокойно повернулась и направилась к воротам, покачивая бедрами.
Николь двинулась за ней, обиженная и смущенная неожиданно грубым поведением подруги. Что случилось? Из-за чего такая перемена? Правда, сейчас не время для выяснения отношений. Потом, когда они окажутся за городскими стенами, она поговорит с Тильдой как следует.
Николь прибавила шагу и догнала Тильду. Весь остаток пути до ворот они прошли в неловком молчании.
Главные ворота Грейстентауна представляли собой квадратный проем в толстой стене, по обе стороны которого были установлены маленькие башенки. В них помещался механизм, с помощью которого поднималась и опускалась толстая стальная решетка. Сейчас она висела вверху на цепях, но прочные высокие деревянные ворота были закрыты.
Перед воротами собралось уже довольно много людей, желавших выйти из города. Толпа нетерпеливо гудела, обсуждая последние события. Николь и Тильда встали немного в стороне; кое-кто взглянул на них, но ничей взгляд не задержался надолго на девушке и ее высоком спутнике.