Весьма опасная игра
Шрифт:
Третий парень оказался юнцом с длинными светлыми волосами, в темной кожаной куртке, не слишком сильным в поножовщине. Но в его расчеты и не входило участие в серьезной схватке, разве что только в легкой и приятной резне... Свой нож держал он слишком высоко. Я приближался, пригнувшись и выставив левую руку, провоцируя на удар. Он на это попался, и я сделал выпад низким прямым уколом в направлении его промежности. Нож не достал его где-то на полфута, но мысленно он уже представил возможный результат, непроизвольно взвизгнул и отскочил на целый ярд.
Я
Вспомнив вдруг о двоих других, я быстро обернулся. Остался лишь один: парень, которого я ударил по щиколотке, все еще пытался подняться, медленно и неуверенно, держась за стену.
Неплохо было бы перекинуться с ним словечком без свидетелей, чтобы выяснить с чего вся эта катавасия, но улица Рованиеми не лучшее для этого место.
Я стащил свой головной убор с лезвия его "пууко", пожелал доброй ночи и направился в наш пансион. Уже почти дойдя до места я вдруг понял, что на голове у меня шапочка с семидюймовой прорехой вместо кокарды и что я продолжаю держать нож перед собой.
Бейсболку пришлось сунуть в карман, нож снова прикрепить к ботинку и шагать прямо в свою комнату к шотландскому виски, которое я привез из Швеции.
Даже после двух внушительных глотков я не пришел к каким-то новым выводам, кроме тех, что были очевидны: на меня напали три начинающих бандита.
Их можно было счесть просто бродячей бандой, если не обращать внимания на то, что они явно поджидали меня в засаде. Но почему? Билл Кери наверно достаточно известен по всяким передрягам, но я определенно не тот тип, который носит с собой большие деньги.
Похоже, кто-то их нанял. Но снова – почему? В число подозреваемых прежде всего попадал Вейко, однако после очередной консультации со скотчем я не нашел мотива. Кто-то еще мог выяснить мой адрес, поскольку я оставил его в контрольной башне с просьбой сообщать всем, кто спросит. Люблю, когда меня находят клиенты...
Спать я отправился с мерзким чувством, которое возникает, когда ты знаешь, что в самолете что-то не в порядке, но не можешь с этим ничего поделать, и в то же время не находишь оправданий, чтобы отложить полет. Если кто-то действительно что-то затевал, схваткой на улице дело не кончится.
Глава 4
Хорошая погода продержалась еще двенадцать дней, и мы успели провести разведку квадрата в 600 миль, прежде чем самописец магнитометра опять сгорел и перестал малевать свои грязные картинки.
Я отвез его с Микой в Рованиеми и заставил копаться с выяснением, что сломалось, а сам провел вечер с графиками магнитометра и сцинтиллометра, пытаясь выяснить, не нащупали ли мы никель.
Я не горный инженер и не ученый-геолог,
Графики и крупномасштабную карту я упаковал, предполагая отправить их рейсом в 6. 45 на "Дакоте", чтобы поделиться огорчением с компанией "Каайа".
Утро я провел, делая покупки. Разыскал дробовик 12-го калибра, прошедший через руки как минимум 15 владельцев, за 27 500 финских марок – чуть больше 30 фунтов. Изготовлен он был в Лондоне, и продавец пытался втолковать мне, что некогда тот принадлежал английскому лорду-спортсмену. Он понапрасну терял время, демонстрируя свое красноречие: просто это была самая дешевая двустволка в лавке. Все что я мог еще сказать – стволы казались прямыми и ударники щелкали, когда я нажимал курки. В том, что оно не рванет мне в лицо, убеждало, что похоже им совсем недавно пользовались. Финны не держат ружей или чего-нибудь еще, если не намерены им пользоваться. Затем закупил весь список для Хомера и к полудню вылетел его навестить.
Никаких признаков его за прошедшие 12 дней я не заметил, хотя садился на озеро пять раз. Правда, искать я не ходил. Теперь большая часть обследуемого района была южнее Верийоуки – и я не упоминал об озере Мике.
Не по каким-то особым причинам, а просто из-за неясного ощущения, что поделившись с Хомером моим секретом, я должен быть готов хранить его секрет.
Особых резонов считать, что у него есть какие-то секреты, не было, ну разве что предположение, что он был вынужден был удалиться в пустыннейшую часть Финляндии скорее от желания оказаться подальше от людей, чем ближе к медведям. Перед отлетом я зашел на почту в Рованиеми. Для Фредерика Уэлса Хомера ничего не было.
Стоило мне облететь его хижину, как через десять минут после моей посадки он уже был у озера.
Хомер вышел из сосняка в охотничьей куртке с вставками толстой кожи на плечах, чтобы не изнашивалась от трения ружейного ремня, саржевых бриджах, охотничьих ботинках и разумеется с "Парди 300". Я помахал рукой и крикнул:
– Как дела? Не возражаете, если я задержусь у вас перекусить?
Он улыбнулся так, словно действительно рад был меня видеть, и сказал:
– Буду очень рад, сэр. Пойдемте в мою резиденцию.
– Как поживает хижина?
– В очень приличном состоянии, сэр. В некоторых местах пришлось проконопатить мхом от сквозняков и дождя, но рублена она на совесть. Тут добротно строят.
– Отлично.
Я уже выгрузил на берег коробки с продуктами. Он распаковал их, рассортировал и отложил две.
– Захватим эти, если вы не против мне помочь.
– Сочту за честь.
И тут я вспомнил о своей новой игрушке, влез обратно в "Бобра" и вытащил ее.
– Что Вы думаете об этой штуке, имея в виду, что пользоваться ею будут только в исключительных обстоятельствах?