Весна художника
Шрифт:
— Значит, проседаем максимально. А в конце занятия сделаем традиционное упражнение на растяжку, — хмыкнул я, наблюдая, как вытягиваются лица у парней.
Да уж, для них такие тренировки сродни испытанию, ведь они уверены, что садиться на шпагат должны уметь лишь девчонки. Просто они с Демидом не занимались — его постановки на сорок процентов состоят как раз из таких элементов, а еще на сорок — из поддержек и прогибов. Собственно, поэтому он и преподавал у дам.
«Я сказал, что однажды пустошь поглотит меня целиком.
Я чувствую себя передержанной фотографией…»
— Ну, и на финалочку снова разбиваемся на пары и изображаем небольшой спарринг. Никита — ты знаешь, что делать.
Уже чуть более уверенно, чем в начале занятия, парень подошел ко мне и внимательно следил за элементами, которые я ему показывал. Юный танцор зацепил меня с того самого момента, как перешагнул порог зала — в обычных спортивных штанах и толстовке, потрепанных кроссовках. Его глаза так горели, что это невольно притягивало взгляд. Он впитывал, как губка, всё, что я говорил и показывал в течении этого часа, и я был уверен, что его ждет большое будущее в танцевальном мире.
— Готов? — спросил я негромко.
Парень кивнул, усмехнувшись, и я, вернув ему эту ухмылку, скомандовал ребятам начинать, врубая музыку погромче.
«…потому что они взяли нашу любовь и накачали ее,
Накачали ее новокаином, и теперь
Я просто онемел,
Теперь я просто онемел,
Оставь меня, не обращай внимания, я просто презренный человек.
Так что не останавливайся, пока твоё сердце не онемеет.
Сейчас я просто онемел,
Я ничего не чувствую к тебе»
Прогнав программу еще три раза — от начала и до конца — и проследив, чтобы все хорошенько потянулись, я, наконец, отпустил своих мокрых, но, кажется, довольных учеников. Последним шел как раз новенький, и я, не выдержав, окликнул его:
— Никита?
Парень остановился и повернулся, бросив на меня вопросительный взгляд. В нем явно читалось еще и какое-то опасение, словно он боялся, что я велю ему больше не приходить. Но нет, я только улыбнулся ему и сказал:
— Ты — большой молодец. Так держать.
Окрыленный моей похвалой, парнишка буквально упорхнул к двери — и чуть не врезался в заходящего Демида. Извинившись, он ловко просочился между фигурой моего друга и дверью. А Котов, посмеиваясь, приблизился ко мне, наблюдая, как я вытираю мокрый от пота лоб.
— Что за фрукт? — поинтересовался брюнет, — И чем заслужил похвалу от самого Грозного?
— Никита Князев, — ответил я, снимая футболку и закидывая ее в сумку, — Новенький. Способный парнишка, с непростой судьбой.
— Что, снова твоя благотворительность? — понимающе улыбнулся друг.
Я кивнул. Учить детей мне нравилось, наверное, больше, чем танцевать самому. Было в этом что-то такое, по-настоящему теплое — понимать, что ты помогаешь детям стать чем-то большим.
Стас знал об этой моей черте и иной раз мне казалось, что он просто нещадно эксплуатирует меня, но я никогда не отказывался. Правда, у меня было одно условие — в моей группе было несколько бесплатных мест, и тех, кто не будет мне платить, я выбирал сам. Не знаю, как я натыкался на детей, которые зарывали свой талант. Иногда мне казалось, что это они находили меня. Будто нас что-то вело друг к другу.
Так было и с Никитой — мне просто приспичило купить газировки, и я остановился у ближайшей палатки. Которая располагалась возле самой обычной общеобразовательной школы. И вот там, на заднем дворе, я и увидел парнишку, который дрался с двумя ребятами, явно постарше. Драку он безнадежно проигрывал, поэтому я бросился на помощь. Ребенка я отвоевал, всего лишь дав парочку подзатыльников, после чего отвел его — грязного и мрачно сопящего — к своей машине. Отмыв мальчишку, я насколько мог строго поинтересовался:
— Ну и за что они тебя так?
Тот бросил на меня колючий взгляд, и промолчал. Пришлось зайти с другой стороны:
— Знаешь, если ты обратишься к руководству школы — они могут понести заслуженное наказание. Тебе нужно лишь сказать.
— Не надо, — буркнул парень.
— Почему? — искренне удивился я.
— Я сам начал драку, — неохотно признался тот, — Спровоцировал их.
— Так, становится интереснее. И зачем ты это сделал?
Тот только неопределенно пожал плечами, продолжая смотреть в одну точку. А у меня внутри в этот момент что-то встрепенулось — какое-то далекое чувство, родом из детства. Я тоже часто дрался, и нередко оказывался в такой же ситуации — когда противник был больше и мощнее меня. И я также не мог ответить на вопрос — зачем мне это. Но потом я нашел выход, научился подавлять свою агрессию и направлять ее по иному пути.
— Хм…а что ты скажешь, если я предложу тебе направить энергию в более мирное, но не менее интересное русло?
— И какое же? — спросил мальчик с подозрением.
— Танцы.
— Что? Танцы — это для девчонок! — фыркнул ребенок.
Я только улыбнулся:
— Смотря какие. Я преподаю стили, которые требуют большой концентрации, а также жесткости и силы. Всё это у тебя есть.
— У меня нет денег, — покачал головой парень, — Мне нечем платить за ваши уроки.
— Насчет этого можешь не волноваться, — хмыкнул я, извлекая из кармана визитку и протягивая мальчику, — Просто приходи — а дальше я разберусь.
Бросив на меня неуверенный взгляд — я ободряюще ему улыбнулся и кивнул — тот всё же взял кусок картонки и сжал его в маленьком кулаке, на котором еще были видны следы драки.
Так, Никита и оказался у меня. Демид знал, что я питаю слабость к таким вот потерянным детям — в конце концов, когда-то Кот и сам был таким. Мальчиком, которого я вытащил из-под толпы беснующихся детей, зажатым и испуганным. Который стал моим первым и самым лучший другом.
— Знаешь, я не понимаю, благородно это или глупо, — заметил Демид, садясь прямо на пол, — Какой смысл в этих твоих бюджетниках? Ну поможешь ты им сейчас, но ведь таких, как ты — единицы. Жизнь их в любом случае нагнет, если они не научатся давать отпор обидчикам. А ты лишаешь их такой возможности.