Весна художника
Шрифт:
Сделав пару шагов внутрь действительно просторного помещения, девушка с любопытством огляделась. Всюду, куда бы она не посмотрела, были картины. Маленькие, большие и просто огромные — совершенно разные по стилистике, содержанию и смыслу. Были и пейзажи, на которых чаще всего мелькала зима, портреты, и какие-то абстракции, смысл которых от девушки ускользал. Несколько мольбертов стояли пустыми, но на парочке сохли свежие работы художника.
— Это твоя мастерская? — задала девушка вопрос, ответ на который итак был очевиден.
Ефим кивнул, немного скованно и осторожно, но улыбка, которую он подарил Лене, была искренней.
— Моя обитель. Что-то вроде храма или святыни. Сюда допускаются только избранные.
— И много таких людей? — поинтересовалась Волкова, прищурившись.
Мужчина пожал плечами:
— Только я и ты.
Ответ прозвучал вроде бы непринужденно и даже с какой-то долей пофигизма, но по взгляду Ефима блондинка поняла, что он старательно маскировал свои истинные чувства. Он впускал её в свой мир, и переживал за то, примет она его или нет, поймет или начнет смеяться.
Лене этого не хотелось. Ей всегда нравилась эта творческая сторона Грозного. Она хранила все те рисунки, которые выходили из-под его руки во время их встреч, и которые он потом презентовал девушке. Заметив небольшой стенд, который был сплошь увешал салфетками, обрывками бумаги и прочим, на первый взгляд, хламом, Волкова решила, что обязательно повесит свои подарки рядом с другими набросками. Поскольку она чувствовала — Ефим не будет запрещать её приходить в это место, а значит, она сможет спокойно и без затруднений любоваться его работами.
Пройдя еще немного, Лене открылся взор на самую дальнюю стену, которая до этого оставалась в тени. Поняв, что именно она увидела, девушка почувствовала, как внутри всё сжимается, будто невидимая рука стискивает её внутренности. Но, как ни странно, это было не больно и не страшно — просто неожиданно.
С каждого холста и куска ватмана — а таких на стене было около двух десятков — на Волкову смотрела…она сама. Картины были разными — карандашные наброски, акварельные работы, и портреты, выполненные гуашью или маслом. На одних она смеялась, на других лишь сдержанно улыбалась, а парочка очень точно передала грусть девушки, но сомнений не было — героиней всех портретов была Елена Волкова.
Повернувшись, она практически уткнулась в грудь Ефиму, который неслышно приблизился к ней и застыл, в ожидании её вердикта. Лицо его при этом почти ничего не выражало, но по напряженной челюсти и небольшой жилке, которая билась у самого его горла, Лена поняла — мужчина нервничает.
— Что это? — негромко спросила девушка.
— Это ты. Такой я тебя вижу.
— Как ты умудрился нарисовать меня, не имея ни фото, ни живой модели?
Ефим мягко улыбнулся:
— Она у меня была. Да, моя модель не могла мне позировать здесь, в мастерской, но она прекрасно справлялась с этой задачей во время наших встреч. У меня просто оказалась достаточно хорошая память, чтобы передать все её черты. По крайней мере, я надеюсь, что мне это удалось.
Подойдя к стене, Лена осторожно коснулась самыми кончиками пальцев одной из картин. Краска от прикосновения не осыпалась, вопреки опасениям девушки, поэтому дальше она действовала чуть более уверенно. Проследив рукой линии и черты собственного лица, она повернулась к художнику и, хмыкнув, признала:
— Работы хороши. Но, не совершенны. Думаю, имея живую модель, ты сможешь добиться куда более лучшего результата.
Ефим нахмурился, не до конца уверенный в том, что услышал. Поэтому, на всякий случай, он уточнил:
— Ты хочешь сказать, что…?
Лена кивнула:
— Да. Я хочу, чтобы ты нарисовал меня.
Грозный против воли усмехнулся и поинтересовался у девушки:
— Ты помнишь фильм, в котором была похожая сцена? Они еще потом утонули, но перед этим неплохо так провели время вместе. Мне тебя именно так нарисовать?
Сообразив, что мужчина имеет в виду, девушка мигом покраснела. Краска залила её лицо, что казалось странным, ведь школьницей она не была, и опыт в подобной сфере имела. Но всё равно — обсуждать настолько пикантные детали ей было несколько неловко.
Покачав головой, Лена пробормотала:
— Нет, не так. Я просто подумала, что…
Но мягкий смех мужчины прервал её на полуслове.
— Лен, я же шучу. Но если ты не возражаешь — я бы действительно хотел написать твой портрет. Так сказать, с натуры.
Девушка кивнула, всё еще немного смущенная разговором. Обернувшись, она спросила:
— Так, и как мы это сделаем?
Ухмыльнувшись, Ефим поманил Лену за собой. Подведя её к самому большому — во всю стену — окну, он усадил её на широкий деревянный подоконник, который был завален подушками.
— Устройся, как тебе удобно, а я пока всё приготовлю. Учти — сидеть придется не один час, так что позу выбирай действительно комфортную.
— То есть на голове не стоять? — уточнила Волкова, — Поняла.
— А ты бы смогла? — хмыкнул художник, глядя на девушку с откровенным любопытством.
— Думаю, мы этого не узнаем. Уж точно не сегодня.
Кивнув, Грозный оставил Лену устраиваться в отведенном ей уголке, а сам, тем временем, занялся обустройством собственного рабочего места. Один их свободных мольбертов он установил так, чтобы ему было хорошо видно и девушку, и само окно, выбрал подходящий холст, и придвинул небольшую табуретку. После чего начал выбирать материал, с которым собирался работать.
— Какие краски ты выбрал? — спросила Елена, когда художник устроился на табурете, пристраивая рядом кисти, палитру и несколько пузырьков с цветными колерами.
— Масляные, — отозвался Ефим, — Мой любимый материал. Правда, есть у него некоторые минусы.
— Какие? — поинтересовалась девушка, расплетая волосы.
Отведя взгляд от девушки, которая пальцами расчесывала свою густую шевелюру, Грозный пояснил:
— Из-за большого количества растворителя, который неизменно ходит рядом с маслом, в мастерской оседает много паров, от которых начинает подташнивать, и голова нестерпимо раскалывается.