Весна художника
Шрифт:
— К своему художнику, надо полагать? Или он танцор? Я так и не смогла понять.
— Что…? — выдохнула Лена, мигом теряя всё самообладание и глядя на мать с нескрываемым ужасом.
Усмехнувшись, женщина откинулась на спинку кресла, продолжая, как ни в чем не бывало, пить свой кофе. Отставив в сторону уже пустую чашку, она спросила:
— Неужели ты думала, что твои похождения останутся для меня секретом? Я — твоя мать, и знать всё о тебе — моя прямая обязанность.
— Но…Костя… — пробормотала Лена, пытаясь собраться с мыслями.
— О,
Лена смотрела на мать так, словно видела впервые. Нет, она всегда догадывалась, что настоящим главой семьи была именно она — отец часто позволял себе мягкость в общении, и был куда более сердечным человеком, чем его жена. Это на людях всё менялось, и Софья Петровна играла роль кроткой жены, которая подчиняется супругу и чуть ли не заглядывает ему в рот. На деле же всё обстояло с точностью до наоборот — женщина руководила мужем, дочерью, зятем и даже бизнесом, управляя по-настоящему железной рукой. Даже решение о свадьбе дочери — решающее слово оставалось за Софьей Петровной.
Той, которая посмотрела на дочь с легким снисхождением, прежде чем сказать:
— Ну вот и куда ты пойдешь? Кто тебя отпустит?
— Мне не нужно ничьё разрешение, — покачала головой Лена, — Я — взрослый человек.
— Взрослые люди не ведут себя так опрометчиво и глупо, — хмыкнула Софья Петровна, — Выпрыгивать на свидания из окна фитнес-центра. Смешно, да и только. Так же, как и твои побеги из дома в студенческие годы. Да — я и об этом знала, — кивнула женщина в ответ на немой вопрос дочери, — Но позволяла тебе это, потому что тогда на тебе не лежало никакой ответственности. Теперь же — она на тебе лежит.
— Мне всё равно, — упрямо покачала головой Волкова, — Костя меня не любит.
— Ну и что? — пожала плечами Софья Петровна, — Твой муж — выгодная партия. Для всех нас. Его бизнес, плюс компания твоего отца — это прекрасная инвестиция в ваше будущее. Ты хоть представляешь, какой капитал вы передадите своему ребенку?
Слова матери обожгли Лену, словно она плюнула в неё огнем. Внутренне съежившись от тупой боли, которая приходила, стоило кому-то поднять тему детей, но внешне оставаясь совершенно спокойной, девушка покачала головой:
— Не будет у нас никакого ребенка.
— Не ставь на себе крест, — отозвалась Кошелева, и впервые в её тоне прорезалось что-то, напоминающее сочувствие, — Рано или поздно попытка увенчается успехом. Думай о своей браке, как о вложении в будущее своего сына. Ну, или дочери.
— Зачем? — усмехнулась Лена, даже не пытаясь скрыть горечь, звучавшую в голосе, — Чтобы потом продать своё дитя, так же, как поступила ты?
Софья Петровна поморщилась:
— Какие громкие слова. Продать! И это твоя благодарность за безбедное будущее? Ты живешь чуть ли не у Христа за пазухой — и еще смеешь жаловаться? Неблагодарная.
— Я несчастна здесь. Я не люблю его.
— Ты думаешь, я любила твоего отца? — фыркнула всегда спокойная и даже чопорная женщина, — Да я ненавидела его! Мечтала, чтобы он умер до нашей свадьбы, и тогда мне не пришлось бы ни дня ходить с его фамилией. Он казался мне слабохарактерным, бесхребетным существом, и я презирала его каждую минуту, что нам приходилось проводить в одном помещении. Но этого хотела моя семья — и я подчинилась. И только спустя несколько лет — нет, я не полюбила его. Но ко мне пришло такое чувство, как уважение. И оно гораздо важнее всей этой амурной чуши. Потому что, девочка моя, любовь проходит, а уважение и статус — остаются.
Лена смотрела на свою мать, и не могла поверить, что они действительно обсуждают это. Спустя четыре года после заключения брака, девушка не просто решет подать голос, но и начинает отстаивать свои позиции. Несколько поздновато, но, видимо, Волковой не доставало смелости. Либо просто раньше не было человека, который бы стоил того, чтобы бороться. Теперь же — она чувствовала это — такой человек у неё был.
Покачав головой, Елена, глядя на мать так, словно видела её впервые, сказала:
— Не могу поверить, что ты так поступила со мной. Помня о том, на что тебя обрекли бабушка с дедушкой — как ты смогла также обойтись со мной? Просто продать, как очень дорогую, элитную куклу.
Ни во взгляде, ни в голосе Кошевой не было ни грамма сожаления, когда она отвечала. Лишь легкое недоумение — как можно не понимать элементарных вещей?
— Потому что, я поняла, что мои родители были правы. Они желали мне лучшей жизни. И я желаю того же тебе. Что этот художник сможет дать тебе? Ни денег, ни влияния, ни власти! Ничего!
— Он сможет дать мне счастье! — выкрикнула девушка, вскакивая на ноги, — И только это мне и нужно! Костя относится ко мне, как к комнатной собаке, или к части декора, и я даже не знаю, что хуже!
Ни один мускул не дрогнул на лице женщины, когда та подняла взгляд на дочь.
— Всё потому, что ты сама себя так поставила. Была бы умнее — давно бы уже научилась манипулировать собственным мужем.
— Да не хочу я никем манипулировать! Я хочу просто, чтобы меня любили!
Поморщившись, Софья Петровна пробормотала негромко:
— Боже, ну и характер. Неудивительно, что Костя гуляет на сторону.
Лена её услышала. Осекшись на полуслове, девушка повернулась к матери, широко распахнув глаза:
— Костя мне изменяет?!
— Допустим. И что? — пожала плечами Кошелева, — Твой отец тоже мне изменяет. Но меня это не трогает. Важен лишь наш статус. Видишь, в чем заключается разница? Свои похождения они тщательно скрывают — недостаточно для меня, конечно, но ты ходила в неведении, пребывая в своих розовых грезах. Так вот, если тебе так нужен твой художник — пожалуйста, играй с ним, но делай это по-умному. Никаких разводов, ухода из семьи и прочего. Я же прослежу, чтобы Костя ничего не знал.