Весна на Одере
Шрифт:
Однако в час дня прибыл приказ приготовиться к движению. Дивизия снималась с места: ей предстоял путь дальше, на запад.
Волей-неволей приходилось отказаться от поездки.
Но когда Таня складывала свои вещи, к ней прибежала маленькая повариха из Жмеринки и, с трудом превозмогая волнение, сказала:
– Таня Владимировна, вас кто-то спрашивает! Верховой!
Таня вспыхнула от радости, думая, что это приехал Лубенцов.
Она быстро вышла на улицу и издали увидела верхового, но это оказался не Лубенцов, а
– Что с гвардии майором?
Каблуков сказал:
– Не знаю. В него стреляли фашисты.
– Где он?
– спросила Таня.
– Не знаю. Наверно, уже в штаб перевезли. Он очень плохой. Без сознания. Говорят, что не... не...
Подошли Рутковский и Маша.
– Я поеду, - сказала Таня.
Рутковский пошел к шоферам. Налили бензин в машину. Мария Ивановна побежала искать Глашу. Та пришла, уже готовая ехать с Таней вместе.
– Карту мне дайте, - сказала Таня,
Рутковский подал ей карту.
Каблуков с минуту постоял, потом хлестнул коня и ускакал.
Таня села за руль, но то ли аккумулятор был слаб, то ли Таня волновалась, - машина никак не заводилась. Тогда машину сзади подтолкнули медсанбатские женщины, и она завелась наконец.
Выехав из Фалькенхагена, Таня поехала прямо на юг, к магистрали. Дороги были полны солдат. Все двигалось к западу. Солнце ярко светило. Всем было жарко и весело. До Тани доносились смех и шутки. Машина двигалась медленно. Рядом с ней шли солдаты, они заглядывали в окна и, увидев двух женщин, приветливо кивали им головой и шутили что-то насчет мужьев, да женихов, да деток, которые скоро будут.
– ...а я ему гранатой как влеплю!
– сказал чей-то басовитый голос рядом с машиной и продолжал рассказывать, но уже не было слышно, что он говорит, и на смену ему послышался другой, тонкий, почти детский:
– ...разве это можно - гранатами рыбу глушить?
И этот голос пропал где-то сзади, и чей-то другой, певучий и озорной, начал рассказ о немецком полковнике, который привел с собой в плен весь свой полк.
"Я конченый человек, - думала Таня, сжимая руль до того, что у нее побелели руки, - моя жизнь кончена. Жизнь моя кончена. Вся жизнь. Больше ничего не будет".
Глаша молча сидела рядом, и по ее лицу катились слезы, но она старалась незаметно их смахивать и отворачивалась в сторону. Но и там, за стеклом, шли люди, и некуда было деться с этими слезами.
Миновав магистраль, они выехали на дорогу, которая была сравнительно пустынна, и Таня поехала здесь очень быстро. На перекрестке она остановила машину и взглянула на карту. Поехала направо. Снова они очутились среди грохота идущих войск. Показалась большая деревня. По улице шли солдаты, и Глаша вдруг вскрикнула:
– Наши! Наша дивизия!
Она узнала майора Гарина. Он стоял у крыльца какого-то дома. В руках у него были листовки, которые он раздавал солдатам.
Таня остановила машину. Глаша вышла и, подбежав к Гарину, сказала:
– Здравствуйте, товарищ майор! Это я, Коротченкова!
Он сразу узнал ее, немного смутился, так как чувствовал себя виноватым перед этой большой и доброй женщиной.
– Ну, как работаете?
– спросил он.
– Где вы?
Глаше очень хотелось узнать что-нибудь о Весельчакове, но она прежде всего спросила о Лубенцове.
Гарин покачал головой:
– Он к ним с белым флагом вышел, парламентером. Говорят, что убит. Я в штабе дивизии еще не был. Все занят в частях.. Да... Это уже даже не война, а просто чистейший фашизм! Жаль, что стрелявших не сумели захватить. Удрали куда-то! Ничего, мы и до них доберемся!
Он машинально протянул Глаше листовку и ушел.
Глаша побежала за ним и спросила:
– А штаб дивизии где?
– Снялся с места. Идем на Эльбу. Комдив, вероятно, в Этцине... километров двадцать к северо-западу.
Глаша вернулась к машине и сказала, куда ехать. Насчет остального она ни слова не проронила. Поехали. Глаша заглянула в листовку. Это был приказ Сталина с благодарностью войскам, взявшим германскую столицу.
– И нам благодарность, - сказала Глаша.
Таня сказала:
– Прочтите вслух.
Глаша прочитала приказ вслух. Она читала медленно, раздельно произнося фамилии генералов и полковников, чьи войска участвовали во взятии Берлина. И все больше понижая голос, закончила совсем тихо знаменитыми, звучащими, как набатный колокол, сталинскими словами:
"Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!"
Остановились у переправы через какой-то канал, где скопилось много машин. Таня неподвижно сидела у руля, ожидая, пока можно будет тронуться дальше. Она смотрела на огромные рубчатые колеса стоявшего впереди большого грузовика. Грузовик глухо подвывал. Колеса еле двигались туда и обратно. Наконец они решительно тронулись. Таня поехала следом, потом колеса грузовика опять остановились, и Таня остановилась. Она смотрела на эти колеса до тех пор, пока не возненавидела их от всей души. Они упорно стояли на месте, мотор глухо подвывал.
Наконец поехали. Перебрались через мост на западный берег канала. Километра через два Таня увидела на холмике влево от дороги группу людей возле свежей могилы.
Вероятно, это была самая западная русская военная могила. На ней стоял деревянный обелиск с красной звездочкой. Солдаты вокруг молчали, сняв пилотки. Ветки старых деревьев колыхались над ней. Таня остановила машину и выключила мотор. Он сразу, как будто навсегда, замолк. Таня вышла из машины. Она шла быстро и только у самого холмика замедлила шаги. Люди, стоявшие у могилы, услышали ее шаги и медленно повернули головы к ней.