Весна на Одере
Шрифт:
Успокоившись, Линдеманн дал телеграмму жене, что задержится еще на несколько дней, потом вылетит домой на самолете. Он заказал самолет. Дальнейшее известно. Русские подошли к Берлину через пять дней после начала наступления. Все аэродромы вскоре оказались в их руках. Американцы, на приход которых надеялся Линдеманн, и не только он один, были далеко.
Линдеманн достал машину и выехал из Берлина на запад, но возле Лагер-Дебериц машину обстреляли русские, только что появившиеся на магистрали "Ост-Вест", и пришлось вернуться.
Теперь все надежды Линдеманна зиждились на том, что он попадет к американцем. Он подолгу жил в Америке
Правда, Линдеманна немного тревожило то обстоятельство, что, по слухам, его имя находится в списке 1800 военных преступников из числа деятелей промышленности и банков. Но в конце концов он, Линдеманн, ведь не барон Курт фон Шредер, не Крупп фон Болен, не тайный советник Шмиц из "И. Г. Фарбен", не Арнольд Рехберг, не Курт Шмитт - прямые и открытые пособники Гитлера, - он не политик, его занимало одно: прибыли.
Отто Линдеманн мечтал увидеть, наконец, звезды и полосы американского флага.
Толпы людей медленно двигались по лесу. Спереди доносилось гудение штурмовых орудий, участвующих в прорыве.
Перебравшись в Пихельсдорф, передовые отряды вступили в бой с русскими и, так как русские, несмотря на неожиданность нападения, держались крепко, огромной толпе пришлось разделиться на сравнительно небольшие группы, и каждая на свой страх и риск стала прорываться на запад.
XXVI
То здесь, то там вспыхивали короткие схватки, колонны прорывавшихся из Берлина немцев редели, делились, обтекали населенные пункты, разбегались по лесам и болотам и упорно продолжали двигаться вперед.
Та колонна, в которой находились Линдеманн, Бюрке и Винкель, встретила сильное сопротивление у Зеебурга. Русские подбили два самоходных орудия. Пришлось разделиться на мелкие группы и низинами, лощинами, болотами просачиваться на заветный запад.
Бюрке оказался руководителем отряда из трехсот человек.
Западнее Зеебурга вступили в бой с русским заслоном, обратившим было немцев в бегство. Но тут же выяснилось, что русских всего человек двадцать. Бюрке остановил бегство своих людей, и они накинулись на два десятка залегших у обочины дороги русских солдат. Русские отступили. Бюрке бросился вперед и схватил своими огромными ручищами раненого в голову молодого русского паренька... Бой уже утих, а Бюрке все еще душил молоденького русского и бил его по лицу, уже мертвого, своими огромными красными кулаками.
Линдеманн отвернулся - он не выносил вида крови, - но был все же весьма доволен отвагой и яростью своего телохранителя.
Миновав дорогу, опять пошли по рощам и ложбинам. Чем
К утру они вышли на железную дорогу. Все смертельно устали, но страх и желание пробиться вперед поддерживали этих людей.
Переплыли канал. Вымокшие и голодные, вышли к дороге севернее деревни Бухов-Карпцов. Здесь их встретил огонь советской батареи, расположенной невдалеке на холме. Со всех сторон раздавались винтовочные выстрелы. С трудом выбрались из этой ловушки и набрели на деревеньку, где было очень тихо. Какие-то русские девушки в военной форме стирали белье. Завидев немцев, девушки убежали в дома, и оттуда раздалось несколько выстрелов. Потом из дома появилось два русских солдата, которые медленно пошли к немцам и что-то кричали. Видимо, предлагали сдаться. Бюрке ответил автоматной очередью. Один русский упал, второй - скрылся.
У Бюрке в ранце была фляжка с вином, но сам он не пил, а больше угощал Линдеманна. Это вино поддерживало угасающие силы господина директора.
Но часов в десять утра Линдеманн уже еле двигался. Бюрке объявил привал в лесу. Повсюду слышались взволнованные голоса. Немцы, приютившиеся здесь раньше, перекликались, ругались, совещались. Потом появились дети с белыми флажками на шестах, сообщившие, что русский офицер прислал их сюда и что он говорит, этот русский офицер, что надо сдаваться и никому не будет плохо, а всем будет хорошо. Всех накормят, а раненых перевяжут. И пленных уже кормят молоком. Бюрке гаркнул на детей, чтобы они отправлялись к чёрту, иначе он их всех перестреляет. Дети испуганно разбежались.
Потом появился немецкий солдат, который тоже стал уговаривать сдаваться в плен. Берлин капитулировал, Мюнхен сдался американцам без боя, сопротивление кончено.
Бюрке дал автоматную очередь. Стало тихо.
Линдеманн немножко отдохнул, и Бюрке решил двигаться дальше. Он сказал:
– Пошли, ничего, дойдем. Держитесь, Линдеманн. С Бюрке вы не пропадете. Мне парижская гадалка, мадам Ригу, предсказывала, что я умру генералом... Если вы бывали в Париже, вы должны знать эту старую чертовку... Нам бы только добраться до лесов западнее Бранденбурга...
Линдеманн сказал, бодрясь:
– Вы настоящий мужчина, Бюрке. Пошли.
В это мгновение Бюрке заметил между деревьями человека с белым флагом. Это был русский офицер, светловолосый и синеглазый. Синие глаза особенно выделялись на его лице, потому что лицо потемнело от загара. Он стоял на опушке, всматриваясь в темноту леса. В левой руке он держал белый флаг, и солнечный свет, пробивающийся сквозь листву, трепетал на полотнище желтыми пятнышками.
Он произнес несколько слов и замолчал. Позади показались немецкие дети с белыми флажками, надетыми на длинные шесты. Они шли на цыпочках, любопытные, настороженные.
Справа от Бюрке поднялись два немца и пошли навстречу русскому. Их шаги тихо шуршали по траве. Звякнула каска, задетая чьей-то ногой.
Кровь медленно приливала к лицу Бюрке и медленно отливала от лица Линдеманна. И вдруг совершенно неожиданно поднялся во весь рост кто-то, лежащий рядом. Бюрке оглянулся. С поднятыми вверх руками к русскому офицеру шел Винкель. Автомат его остался на траве.
Бюрке взвизгнул и приподнялся на левой руке. Узкая спина Винкеля торчала перед ним. Бюрке поднял автомат и выстрелил в эту спину.