Весна на Одере
Шрифт:
Чохов медленно ехал верхом на своем коне впереди роты. Позади негромкими голосами переговаривались солдаты, сызнова вспоминая подробности боев за Альтдамм, нападение на немецкий катер, словечки покойного Пичугина.
По обочинам дороги валялись изувеченные велосипеды, скособоченные немецкие пушки, разбитые машины.
Время от времени раздавались заунывные голоса шедших сзади:
– Принять впра-а-во!..
Солдаты жались к правой стороне дороги, и мимо них проносились грузовики, орудия, "катюши".
Чохов издали завидел на перекрестке дорог
Чохов оглянулся на своих людей и вполголоса скомандовал:
– Разобраться. Генерал нас встречает, - и он отрапортовал на ходу, приложив руку к пилотке: - Вторая стрелковая рота следует по маршруту. Докладывает командир роты капитан Чохов.
Высокая папаха генерала, приветливое лицо полковника Плотникова и стройная фигурка Вики проплыли мимо.
– Вольно, - сказал Чохов.
Через некоторое время к нему подъехал на своей караковой лошадке майор Мигаев. С минуту он ехал молча рядом с Чоховым, потом сказал:
– Так, значит. Ты представлен к ордену Отечественной войны первой степени за альтдаммские бои. Два ордена в месяц. Не так плохо, а?
– Да, - сказал Чохов.
– И твои солдаты представлены тоже, некоторые посмертно. Смотри, держись хорошо, мы на тебя здорово надеемся.
Он смотрел на Чохова, ожидая ответа. Наконец Чохов произнес:
– Спасибо. Постараюсь.
Мигаев отъехал страшно довольный и думал, хитро ухмыляясь себе под нос: "Ах ты, паршивый мальчишка! Заговорил, выдавил из себя два слова все-таки..." И, оглянувшись на Чохова, подумал: "Бедняга".
На третий день рано утром часть проходила по дороге в шести километрах западнее местопребывания Маргареты Реен. Чохов все время тревожно поглядывал на карту и, наконец, решился. Конечно, это было явным нарушением дисциплины. "В последний раз", - думал Чохов, беспокойно оглядываясь на своих солдат и издали следя за караковой лошадкой Героя Советского Союза. На привале он вызвал к себе старшину и сказал:
– Отлучусь на два часа. Если спросят...
Годунов успокоительно улыбнулся:
– Порядок! Остановились, дескать, коня поить...
Старшина был парень дошлый.
Чохов пришпорил коня и поскакал по проселку. Вскоре он выехал на параллельную дорогу, по которой проходила другая дивизия. Полковник с перевязанной рукой, в зеленой пограничной фуражке, стоял возле машины, пропуская, как и генерал Середа, свои части. Проследовал понтонный батальон, потом самоходная артиллерия. Когда движение на минуту прекратилось, Чохов проскочил через дорогу и опять поскакал по проселку.
В лесу было прохладно и пустынно. И только на одной из просек Чохов увидел двух медленно бредущих мужчин: одного большого, плешивого, другого худого, с женским платком на голове и в черной шляпе поверх платка. То были, видимо, поляки, во всяком случае, у них на лацканах пальто болтались бело-красные лоскутки, и тот, что в платке, завидев Чохова, поклонился ему и сказал:
– Дзенкуемы за вызволенне...*
_______________
* Благодарим за освобождение... (польск.)
Двое медленно поплелись к югу, а Чохов поскакал дальше. Выехав на опушку леса, он увидел перед собой ту самую деревню. Он пришпорил коня. Солнце поднялось довольно высоко, и длинные бледные тени деревьев ложились на молодую траву.
Помещичий двор дымился. Дом был сожжен почти дотла. Во дворе по-прежнему стоял "Мерседес-Бенц" с деревянным дышлом. Чоховской кареты не было.
Чохов подошел к деревянному бараку, где жили иностранцы. Барак был пуст. Деревянные топчаны с соломенными матрацами из мешковины стояли у стен. В каморке, где раньше жили Маргарета и ее подруга-француженка, на стене висела запыленная литография.
– Ушли, - сказал Чохов.
Он вышел из барака и остановился во дворе.
"Зря спалили, - подумал он, поглядев на дымящиеся развалины некогда красивого помещичьего дома.
– Тут можно было бы клуб устроить или избу-читальню..."
Он отвязал коня, сел в седло и медленно поехал обратно догонять свою роту. На большой дороге с севера на юг прошли подводы с галдящими иностранцами, но это были другие, не те. Потом стало совсем тихо, и только откуда-то издали доносилось пыхтение автомашин:
– Все идут домой, - сказал Чохов, обращаясь к своему коню, который в ответ повел ушами, - поедем и мы скоро. Да, скоро мы поедем домой, к себе. Дело сделали, освободили всех, кого нужно было. Навели порядочек...
Конь прислушивался одним ухом к словам седока. Чохов давно уже не был в одиночестве, пожалуй, все годы войны. Теперь он был совсем один, и он думал вслух. Конь слушал и поводил ушами.
– Да, - сказал Чохов, - вот что мы сделали. Обо всех позаботились... Подожди, побьем сволочей - и тоже домой.
Солнце начинало припекать. Было тихо. Чохов увидал невдалеке деревню с озерцем и, вспомнив слова Годунова, решил действительно напоить коня. Он спешился и повел коня на поводу к воде.
У озера сидели солдаты. Они ели консервы большими ложками из банок строго по очереди, зачерпывая не слишком много, но и не очень мало, - и внимательно слушали рыжеусого солдата, сидевшего посредине на немецком снарядном ящике.
В рассказчике Чохов сразу же узнал рыжеусого сибиряка, своего попутчика по карете.
– ...А ездил он, однако, Илья Муромец, - рассказывал сибиряк, ухмыляясь себе в усы, - как наш автомобиль: ехал три часа - проехал триста верст! И вот, когда увидел того разбойника и тую кровать, возьмет и как шмякнет разбойника об кровать... Перевернулась, сказывают, кровать, и провалился разбойничек в глубокий погреб. Тогда наш Илья с крюков-замков дверь в погреб сорвал и выпустил на свет божий сорок могучих богатырей. И говорит им, однако, Илья: расходись, ребята, по своим родным местам и молите бога за Илью Муромца. Кабы не я, Илья, крышка вам всем! Вот какие дела. Это мне еще бабушка рассказывала...