Весна Византии

Даннет Дороти

Николас засмеялся.

– Навряд ли. Но зачем тебе Катерина де Шаретти, если она не твоя жена?

– Я вышколил ее, - ответил Дориа.
– Будет жаль отдать такое сокровище османским морякам. Хотя нет, ты ведь говоришь, что отправил ее на восток… Там она переждет опасность, а потом вернется в Брюгге и получит свое наследство. Ну, конечно, так я тебе и поверил!..

– Боюсь, что придется поверить, - подтвердил Николас.
– А теперь извини, но мы слишком заняты.

Все это время он наблюдал за Дориа, опасаясь, что тот в любой миг может вытащить из ножен кинжал, как поступил бы на его месте другой человек, но генуэзец лишь нахмурился, глядя на Николаса, словно ожидал увидеть перед собой кого-то другого. Однако тут

же он взял себя в руки, обретая прежнюю самоуверенность.

– Мой бедный, бедный Никколо! Если она где-то здесь, то я ее отыщу. Если же нет, вообрази, что я смогу сообщить твоей жене. Разумеется, ты сам отведал прелестей этой малышки, как я тебе и предлагал. Возможно, сделал это, потому что так сильно тосковал по ее матери… Возможно, у нее самой врожденный вкус к подмастерьям… Возможно, она даже надеялась, что ты сможешь дать ей больше денег, чем я… Отменная история для Брюгге и лорда Саймона!

Поскольку все это были лишь пустые угрозы, Николас пропустил их мимо ушей. Дориа знал о Мариане, но не о жене Саймона Кателине. Жаль, что Тоби и Годскалку было о ней прекрасно известно.

– На самом деле, - заметил Николас.
– Я надеюсь, что Катерина сама сможет вскоре обо всем рассказать. Если вы и впрямь были женаты по закону, то ты имеешь полное право явиться к ней в Брюгге. Но без доказательств лучше туда даже не суйся. А пока ты ее больше не увидишь.

– Ты понятия не имеешь, с кем имеешь дело, - воскликнул Дориа.
– Встретимся во фламандском суде. А, возможно, и раньше…

Он развернулся и уже стоял у калитки, когда Николас бросил ему в спину:

– Ее нет со мной, и она под надежной защитой.

Дориа оглянулся с презрительной насмешкой, но при этом слегка озадаченный. Фламандец, дождавшись, чтобы ворота затворились вновь, вернулся к своим друзьям. Асторре уставился на него, побагровевший от ярости:

– Он и впрямь так говорил? Ублюдок! О собственной жене!

Николас пожал плечами.

– Она теперь в безопасности. Забудь об этом. И давайте перейдем к делу. Так сколько может быть человек на борту?..

Чуть позже Тоби вновь попытался заговорить о Катерине, но разговор как-то сам собой ушел в сторону, и он не стал возражать. Похоже, все они извлекли для себя кое-какие уроки, или же Николас научился более ловко уходить от ответа. Хотя, конечно, ему повезло, что сейчас все были слишком заняты войной…

* * *

На четвертый день флот турецкого адмирала Касим-паши иззубренной линией появился на западном горизонте. Было первое июля; солнце то палило немилосердно, то пряталось за густыми облаками, теплым дождем орошавшими рощи, сады, леса и виноградники. Вода текла с плоских крыш домов и дурными ручьями стекала по крутым улочкам; реки, что текли по дну ущелий, вздулись, и рев их слышался в самом городе. Затем выходило солнце, и Трапезунд утопал в удушливом пару, насыщенном ароматами цветов и плодов. Флот вошел в залив, гордо раздувая паруса и полоща по ветру золотые вымпелы. Горожане собирались в Цитадели, - с самого рассвета все колокола вызванивали тревогу, начиная от бронзового гиганта на колокольне Хризокефалоса и заканчивая небольшими колоколами церкви святой Анны к западу от Мейдана, святого Василия на побережье, святого Андрея и святой Софии на западе. В торговом квартале им вторили колокола католических часовен и церкви святого Филиппа на холме Митры. А громче всех звучало предупреждение из церкви-крепости святого Евгения на южной гряде. Послание было простым: «Покидайте дома и собирайтесь здесь».

Люди собрались нескоро, ибо все это казалось им в новинку. Для защиты торговли и гаваней на побережье Черного моря издавна пользовались защитой генуэзских укреплений и хорошо защищенных монастырей. Все они давали надежное убежище от морских штормов и набегов пиратов.

Однако сейчас враг был совсем иным. Лишь Цитадель, зажатая между двух ущелий, оставалась по-настоящему неприступной. Плоские берега с их пристанями, складами, рыбачьими деревушками, крутыми улочками, богатыми виллами и садами, банями и рынками, не были защищены ничем, кроме надежных, как крепости, храмов торговой колонии. Эти крепкие сооружения из камня и кирпича могли выдержать почти любой налет неприятеля, - однако, порой и этого оказывалось недостаточно. Не однажды захватам подвергалась церковь святого Евгения, всего три года назад неприятель лагерем стоял на холме Митры, и все пригороды за восточным ущельем подверглись разграблению. Поэтому во время войны люди предпочли не доверять ни этим крепостям, ни даже цитадели.

Те, что побогаче, на кораблях бежали в Грузию, те, что победнее, подхватив детишек и весь свой нехитрый скарб, укрывались в южных горах.

Однако так случалось в прошлом, но не сейчас, когда оттоманские войска сражались с Белой Ордой. Теперь сделалось насущной необходимостью удержать в городе всех боеспособных мужчин для помощи гарнизону. А мужчины сражались лучше, когда рядом были их жены и дети, - словно пастыри на глазах у паствы, они были вынуждены помнить о чести. Вот почему со всех кораблей была снята оснастка, а население - строжайше предупреждено. Вот почему склады в городе были заполнены продовольствием в ожидании наплыва народа. Вот почему монахи вошли в город с распятиями в руках, везя все монастырские сокровища на мулах, а торговцы опустошили склады, закопав то, что не могли увезти с собой, и, прихватив чад и домочадцев, также пересекли ущелье, дабы попытаться отыскать себе место в осажденном городе.

Как было решено заранее, Николас отпустил всех слуг-греков, которые хотели вернуться к семьям. Осталось совсем немного народу: Годскалк и Тоби со своими помощниками и личными слугами; Лоппе с челядинцами, помогавшими вести дом; Пату и его писцы, заправлявшие делами в отсутствие Юлиуса. Всего двадцать пять человек… Теперь, когда бремя его значительно облегчилось, и впереди замаячила перспектива реальных действий, Николас заметно приободрился, и этим настроением заразились также все прочие, за исключением, может быть, Годскалка. С криками и шутками перемещая все свое имущество в Цитадель, где Джон Легрант еще до отъезда снял дом и склад. Венецианцы, которых оказалось еще меньше, уже разместились там. Асторре, вместе со своими наемниками несколько недель, как переселился в Верхнюю Цитадель. Как только все было готово, Николас вместе с Тоби и Асторре направился на гарнизонную башню, чтобы взглянуть на турецкий флот.

Башня располагалась в самой высокой точке цитадели, - даже выше, чем сам дворец. С вершины открывался поразительный вид на крыши, сады, башни, купола церквей Трапезунда, ступенями спускающиеся к морю, и на узкие улицы, затопленные народом. Очень скоро стальные ворота, ведущие в Верхнюю Цитадель, закроются, а затем будут заперты и ворота, разделяющие среднюю и нижнюю часть города. Укрепленный гарнизон на прибрежной стене уже давно занят свое место, и рвы были наполнены. Повсюду, куда не бросишь взгляд, расхаживали люди с оружием.

От Параскеваса, их бесполезного соглядатая, они знали, что генуэзские торговцы, которых было слишком много, чтобы разместить всех под одной крышей, расположились в небольших домах по всему городу. Пагано Дориа вместе со своим шкипером Кракбеном и старшими офицерами парусника, оставшегося без весел и снастей, подобно всем остальным судам, поселился в квартале святого Андрея, близ восточного ущелья и побережья.

Прикрывая глаза рукой, Тоби заметил:

– Да, конечно, святой Андрей… Ведь это он принес крещение в Трапезунд, и прежде орден Золотого Руна собирался именно в его праздник. Если его голова попадет в Рим, может, от него там будет больше проку, чем от Людовико да Болонья. Думаешь, наш генуэзский друг по-прежнему считает себя Язоном? Одно я знаю наверняка если начнется голод, то Виллекин первым пойдет Дориа на жаркое.