Весны гонцы. Книга 1.
Шрифт:
Алена окаменела. У Глаши всего-то было три платья: васильковое крепдешиновое, коричневое школьное и пестренькое — серое с оранжевым… Какое же на ней сегодня? Ведь только что они сидели рядом!
Какое же на ней сегодня? Молчать дольше было нельзя, она сказала наугад:
— Пестрое.
Дружный смех позади был ответом.
— Напрасно веселитесь. — Соколова с улыбкой предостерегающе погрозила пальцем полукругу. — С каждым из вас было бы то же самое. Что у Петровой на ногах? — опять
Босоножки у Глаши были одни.
— Коричневые, — расписывала Алена, радуясь удаче, — такие… в дырочку и ремешок… Каблук средний. — Она даже показала, какой именно высоты каблук.
— Хорошо, — похвалила Соколова. — Какая застежка у них?
Алена опять вся напряглась.
— Не помню, — сказала она еле слышно.
Сзади прошелестели смешки и шепот.
Анна Григорьевна спокойно улыбалась, глядя своими «насквозь видящими» глазами.
— А кроме босоножек?
— Носки, — в этом Алена была уверена, но…
— Какого цвета носки? — будто прочитав Аленину мысль, спросила Соколова.
Какие Глаша надела сегодня носки? Вот беда! Белых у нее много, а бежевых и коричневых по одной паре, так что вернее…
— Белые!
Сзади опять дружно засмеялись. Какой ужас сидеть на виду и показывать свою бездарность!
— А глаза у Петровой?
— Голубые. — Было счастьем верно ответить не только на этот вопрос, а еще и подробно описать Глашины волосы и прическу.
Все же Алена чувствовала себя совершенно опозорившейся. На Глаше было васильковое платье, бежевые носки, а босоножки ее застегивались на самые разобыкновенные блестящие пряжки. Она была рада, что Джек отвлек от нее общее внимание.
— Разрешите? — Он встал и, улыбаясь, сверкая белыми ровными зубами — единственное, что было красиво в его лице! — спросил с почтительностью, за которой слышалась ирония: — Мы долго еще будем заниматься этими… вот…
— Упражнениями? — подсказала Соколова и сразу ответила: — Всю вашу актерскую жизнь.
— Да нет! Это тренинг, а когда начнем играть?
— Играть? — переспросила Соколова с живостью. — Давайте. Вы же за этим и пришли сюда, чтобы учиться играть. Кто хочет попробовать?
Стоило ли спрашивать? Играть! Именно этого и ждали все. Алена проклинала свой позорный провал — второй раз ее не спросят, а ведь играть в тысячу раз легче.
— Начнем с вас. — Соколова обратилась к Жене, сидевшему с края. — А остальные перебазируются сюда, — она указала по обе стороны своего стола. — Будем публикой.
Подхватив стулья, рванулись к Анне Григорьевне.
— Стоп! — подняв руку, остановила она. — Опять шум, грохот, суета? Обратно. — И все покорно и чинно снова вернулись в полукруг. — Теперь пожалуйте сюда.
Ни единого стука,
— Что же мы сыграем? — в раздумье сказала Соколова, глядя на Женю, как всегда от смущения засунувшего руку за отворот пиджака. — Ну, постучите в дверь, — она взглядом указала на закрытую наглухо дверь в боковой стене.
Алене показалось странным — что тут можно играть? Какие тут могут быть чувства? Если постучать и крикнуть: пожар! Или сказать любимому человеку, что уходишь навсегда, потому что он изменил…
Женя еще более косолапо, чем обычно, подошел к двери, как-то особенно смешно изогнувшись, постучал, повернулся и заморгал, глядя на Анну Григорьевну. Она с интересом смотрела на него.
— Я постучал, — осторожно, точно боясь разбудить кого-то, проговорил Женя.
— Зачем постучали? — отозвалась Соколова.
Лицо Жени выразило испуг:
— Вы велели.
— Ну-у!.. — разочарованно протянула Анна Григорьевна. — А хотели играть! «Вы велели» — это же не игра! Придумайте, зачем вам самому могло бы понадобиться постучать в дверь.
У Алены даже кулаки сжались от обиды, что не ей досталось это упражнение играть! Женя быстро вернулся на середину аудитории и снова не спеша подошел к двери, постучал, отступил на шаг, потом вдруг низко поклонился, смешно выставив задок, и громко сказал:
— Здрасьте! Нина дома?
— Лопатин, милый! — прервала его Соколова, и Алене показалось, что она с трудом сдерживает смех. — Когда вам понадобится партнер — Нинин папа, мама, тетя, брат, сестра, — мы вам дадим, у нас их достаточно. Но пока нам это рано. Придумайте, почему дверь не открылась.
— А можно это же. Получится! — с готовностью весело ответил Женя, снова подошел к двери, постучал, обождав немного, постучал сильнее, сделал удивленное лицо, постучал третий раз и опять, не дождавшись ответа, недоуменно завертел головой, потом подергал плечами, похлопал себя по бедрам, выражая этим все степени удивления, и наконец, безнадежно махнув рукой, гордо удалился. И все было совсем не по правде и даже непонятно.
— Что произошло? — спросила Соколова.
— Не застал… выходит. — Женя стоял красный, вспотевший и дышал так, будто ворочал тяжести.
— Это вы Нину не застали? Так. А стучали вы в наружную дверь? На лестнице? На площадке? Так, — внимательно выслушивая ответы Жени, говорила Соколова и неожиданно спросила: — А мы — что? Сидим тут же, на лестнице?
«К чему эти вопросы?» — соображала Алена.
Женя покраснел еще сильнее и весь напрягся.
— Почему… сидите?