Весны гонцы. Книга 1.
Шрифт:
— Обогнать бы, Виктор, — робко просила водителя Глаша. — Задохнемся!
Виктор, шофер краевой филармонии, хитро подмигивал ей.
— Обогнать, говорите? А помирать нам с вами не рановато? Разве поймешь — одна ли там машина или колонна. Да и на встречную в три мига напорешься, честное пионерское!
Встречные машины заливали мутными волнами пыли — она клубилась в автобусе, застила глаза, лезла в нос, хрустела на зубах.
«За все свои двадцать годков не видела столько, — писала Алена Глебу, — природу описать
Ярко-зеленые сенокосы сменяют темно-оливковые поля картофеля, желтоватые массивы пшеницы, бирюзовые овсы, и все это на невиданных пространствах, а поселки и города встречаются, право, не чаще, чем в море суда».
Леса показались Алене мощнее вологодских. Иртыш и Обь ни в чем не уступали Волге, которую она тоже впервые увидела под Ярославлем. А попутчик, строитель Красноярской ГЭС, рассказывал о полноводных сибирских реках так, что Алене казалось, будто сама она видела, как набухают, как вздымаются они весной, как буйная паводковая вода бросает огромные, словно скалы, льдины, громоздит их одну на другую, распирает и крушит берега, сотрясает мосты.
Строитель этот понравился ей. Алена, стоя у окна нагона, заинтересовалась разговором двух мужчин, покуривавших за ее спиной.
— Вот честно, Петро, что тебя держит в Красноярске? — спросил один другого.
— Как что? Работа, — удивленно ответил Петро. Голос у него был «с петухами», как у мальчишки.
— А может, баба? — настаивал собеседник.
— Бедное у тебя, друг, воображение, — со смехом ответил Петро. — Баб-то везде хватает.
— У тебя и семья в Красноярске? — немного смутясь, спросил собеседник.
— Жена и двое пацанов, — подтвердил Петро.
— Так чего же ты дуришь? — возмутился собеседник. — Дикарь! Подъемные я тебе устрою, за ежемесячные премии ручаюсь, я же знаю, какой ты работник.
Петро, совершенно в тон ему, продолжил:
— Я на твой завод не пойду.
— Хоть объяснишь, может? — с удивлением и досадой спросил собеседник.
Петро расхохотался.
— А ты все равно не поверишь. Люблю простор. Люблю природу. Люблю укрощать эти бешеные, разбойные реки. И хочу давать людям тепло, свет, всякое земное добро.
Алена обернулась. Коренастый, загорелый, широколицый дядя в упор спросил ее:
— Верно я говорю, девушка? Гидростроительство — это же на века?
Собеседник его ушел в свой вагон, а Петро, или Петр Сергеевич, коренной сибиряк, стал рассказывать Алене о своем родном крае. Он говорил с такой страстью, описания его были так образны и точны, что, ступив на сибирскую землю, Алена словно ощутила несметные, неиссякаемые богатства, лежавшие прямо у нее под ногами.
Поначалу все на целине нравилось ей; встретили их по-доброму, и на все она глядела, по выражению Джека, «розовыми глазами».
По-прежнему неизменно восхищала природа.
Реки и речушки пересекали их пути. Разбросанные но степи, как разноцветные стекла, сверкали на солнце озера, большие и малые, пресные и соленые, пахнущие морем, с белесыми, будто заснеженными, берегами — нее было прекрасно.
По-прежнему, как желанных гостей, принимали молодых артистов зрители, собственный успех радовал Алену — она даже иной раз соперничала с Женей. И все-таки…
Автобус подбросило на выбоине, еще раз, еще и еще, смех и возгласы покрыл грохот падающих чемоданов и отчаянно-веселый вопль Жени:
— Заживо погребаюсь!
Олег, сидевший рядом с Аленой, и Миша бросились выручать Женю. Джек (он один восседал позади Алены) злорадно воскликнул:
— Дорожка — прямо в ад! А, Елена?
— Это лепесточки, овощи впереди! — с веселой угрозой отозвался шофер.
— Я здесь впервые, но знаю, что район плохими дорогами славится, — как бы пояснил Арсений Михайлович и, едва заметно улыбаясь, добавил: — Но как говорят на Востоке: «Лучше плохая дорога, чем плохой спутник».
«Он, пожалуй, хороший спутник», — подумала Алена.
Только вчера к ним в гостиницу договариваться о выезде в Верхнеполянский район пришел Арсений Михайлович. Он не походил на обычных администраторов, был мягок, сдержан, заботился, чтобы все, вплоть до часа выезда, было удобно актерам. Помогал разместиться в автобусе спокойно, без суеты.
С шофером Виктором бригаде приходилось ездить уже не впервые, он всю дорогу развлекал их пространными монологами, причем рассуждать готов был на любую тему. И сейчас громогласно рассказывал:
— Сегодня что — не езда — санаторий, потому как вчера малость дождем сбрызнуло. А вот на прошлой неделе артистов возил — такая сушь и ветер, что днем с включенными фарами ехали, чистый кордебалет! — Это слово служило ему для выражения особо сильных чувств. — А уж весной и осенью, как раскиснут грунты, мы, шоферы, чистые великомученики. С этой дороги прямым сообщением надо бы в рай!
Вдоль дороги тянулась широкая полоса травы, посеревшей от зноя и пыли, за нею желтела до горизонта пшеница.