Весталка
Шрифт:
— Ну, не серчайте.. Я — попросту. Вижу теперь. С работы.. должно.. Не выпивши. А нам всяких возить приходится. Да и время такое. Какая уж работа? Счас только гулящие..
— А такая! Медсестра я. Из больницы. Со смены.
— О-о. И так поздно?
— Операция.
— А-а-а, — протянул он уже другим голосом. Выбросил потухлый окурок. Нащупал пачку.
459
— Закурить можно?
— Курите.. Хотя я терпеть не могу табак.
— А.. Ну, тогда я не стану.. Ладно.
Он стал вдруг неуверенный, потерял свой беспечно-наглый тон. На время замолчал. Но краем глаза я видела, — он рассматривает меня, и рассматривает пристально. Взгляд прошелся по рукам, поискал обручальное кольцо, не нашел, оттеплел, порхнул по колену в распахнувшиеся полы пальто и, должно быть удовольствовавшись обзором, вернулся к дороге.
Я запахнула пальто. Молчала. Оттаивала. Все-таки он не представлялся мне противным, этот мой спаситель. Не окажись его, что бы со мной было? Даже не могу предположить.
Молчала.
— Так вот ездишь, ездишь.. Мыкаешься, не спишь.. А еще девушки такие строгие, неразговорчивые.. Попадаются.
— Я не девушка.
— А кто вы?
— Ну, мать, вдова, — ляпнула, чтобы отделаться: отвяжись ты со своими разговорами. Как часто мужчины противны этой дурной, расхожей, прилипчиво-примитивной речью.
— О-о-о.. По вам не скажешь! А сколько же лет, однако.. Вам? А?
— Такое у женщин не спрашивают.. Много... Или мало..
— Эт-то правда, что не спрашивают, а вы все равно как девчонка.. Я думал — двадцать.. Двадцать пять навряд.. А?
Он ошибся почти на двенадцать лет. Я молчала. Обычный, наверное, дежурный у них, таксистов, разговор.
— Ну, звать-то вас как хоть? Не скажете? А? Эх.. Зря.. Я ведь от души.. Теперь поняла, что понравилась. И не как-нибудь, сильно понравилась.
Это знают и понимают все женщины, сразу, всегда. Понимают самые тугие умом. Здесь не нужен ум, здесь шестое, седьмое ли женское чувство.
Он довез меня до самого дома, а когда открыла сумку рассчитаться,
460
сказал:
— Завтра вас встречу?
— Зачем это?
— Ну.. Кхм.. Ну, просто.. Понравились вы..
— Не стоит.
— Деньги мне ваши не надо.
— То «не вожу», а то «не надо»?!
— Дак я думал..
— И мне ваших тоже не надо, — сказала, кладя деньги на сиденье, дергая ручки дверки. — Как она у вас открывается?
— На себя надо.. Вот. Поговорили.. К себе ручку. Тяните.
— До свиданья. Спасибо..
— Так приеду? Кончаешь когда?
— Кончаете..
— Х-х.. Хм. Ну, погодите.. Какая вы.. Кончаете когда.. Во сколько?
— По-разному.
Я торопилась. Сын, наверное, не спит. Обещала вернуться в восемь, не позже девяти. И еще миновать жуткий ночной двор, который и днем-то — пустыня.
Ушла. Почти убежала. Что мне этот, даже с румянцем, в общем-то не противный парень? На вид ему.. Не парень, конечно, — мужчина. Лет тридцать — не больше. Наверное, нет тридцати, и я старше его. И не люблю таких вот хватких, которые сразу к делу. Натерпелась от них на фронте — и тут то же! Везде-везде одинаково: присказки, шуточки, приставанья-токованья, одно другого глупее, тошнее. И в больнице хватает мужского внимания. Избегала мужчин чересчур смелых — и всегда попадала к ним.
— Где ты так? Чего такая красная? — сын встретил у дверей.
В комнате накрыт стол. Ждут расставленные тарелки. Кастрюля супа греется на плитке. Стоит нераскрытая бутылка фруктовой. Сын и я ее любили. Покупали редко. Нам все дорого. А сын ревниво оглядывает меня,
461
что-то ищет в лице, в движениях.
— Устала я, Петя.. Устала.
— С усталости бледнеют, — резонно заметил он, по-мужски поджимая губы и все еще приглядываясь.
— Поел бы.. Задержалась из-за операции.
— Что я буду один? Одному и невкусно.
Видимо, не нашел то, что искал, смягчился взгляд. Сели ужинать. Шел второй час ночи. Рассказала, как мерзла на остановке. Поехала на такси. Одобрил.
— Ты бы совсем замерзла! Уже все передумал. Сказала в девять.. Бежать, что ли, тебя встречать, искать? Вот телефона нет, плохо. А то бы позвонила. В такси хорошо ехать? Мягко? Мне бы хоть раз прокатиться! Да ладно. Дорого, наверное?
— Дорого, Петя.
— А все равно правильно. Не простыла хоть!
Неделю спустя тот же таксист встретил, когда я подходила к трамвайной остановке. Был не по-осеннему теплый, солнечный вечер. «Победа» стояла у обочины. Он вылез из нее мне навстречу, празднично улыбался. Вид был одновременно принаряженный, будто праздничный, и растерянный. Теперь я получше разглядела. Светловолос, новая куртка расстегнута, свежая голубая рубашка, белые зубы блестят в улыбке. Подумала почему-то, что с таких вот рисуют плакаты. Что-то такое, помнилось, видела где-то: семья трактористов! Впереди он, плечи в разворот, мужественное, доброе лицо, шея, улыбка, рядом женщина в красной косынке, мальчик при ней, позади желтые колхозные поля и трактор. И все, семьей, устремленные, улыбчиво-голубоглазые. Вперед и выше!