Вестник смерти – 3
Шрифт:
Прибывший к назначенному времени проситель оказался розовощёким толстяком среднего роста. Одет он был в дорогой классический костюм «тройку». Причём надо отдать должное его портному, костюм был сшит отлично с учётом особенностей фигуры. И не смотря на излишнюю полноту владельца, сидел на нём свободно, но и не болтался, соблюдя золотую середину.
Мужчина осторожно переступил порог ногами, обутыми в эксклюзивные туфли. При этом поморщился от вида пола церкви, заваленного разным мусором. Что поделать – этого он не предусмотрел, подбирая обувь. Видимо давно отвык от того, что
Оглядевшись и обнаружив у стены наше укрытие, клиент подошёл ближе и занял предварительно оговорённую позицию рядом с одной из кабинок. Я хорошо видел его сквозь мелкую перфорацию стенки исповедальни. Он же мог в лучшем случае наблюдать некое движение неясной тени.
– Слушаю вас, – произнёс я изменённым голосом.
Внешность моя ему неизвестна, но некоторые люди, особенно обладающие музыкальным слухом, хорошо запоминают голос. Мне же не хотелось на каком-нибудь светском приеме, куда мне периодически приходилось сопровождать Изабелл и где, несомненно, бывал и этот толстяк, оказаться узнанным им.
– Вы – Вестник смерти?
Не то испугано, не то взволновано спросил он.
Я недовольно поморщился в своём укрытии. Ведь предупреждали его не произносить этих слов. Ему только следовало чётко поставить задачу и в случае моего предварительного согласия оговорить сумму гонорара и порядок его выплаты.
– Назовите объект, – потребовал я.
– Что? Объект?
Господи! Да он со страху позабыл все, о чём его инструктировал посредник. По крайней мере, должен был проинструктировать.
– Назовите имя человека, о котором вы хотите попросить позаботиться!
– О нём не надо заботиться. Нужно, чтобы вы его убили!
Идиот! Он сейчас договорится до собственной смерти. А потом я ещё с посредником разберусь.
Тут вдруг у меня появилось некое подозрение. Сначала этот человек хочет, чтобы я согласился называться Вестником смерти, затем ждёт от меня согласия на совершение убийства. Причём иносказание его не устраивает. Только точное слово, определяющее конкретное действие.
– Раздевайтесь, – приказал я тоном, не терпящим возражения.
– Простите, не понял, – растерялся толстяк.
Я начинал злиться.
– Если найду на теле или в одежде хоть намёк на аппаратуру – не прощу, и не надейся. Раздевайся.
Клиент беспомощно оглянулся по сторонам.
– Не стесняйтесь, – подбодрил его я. – тут больше никого нет.
Своим тончайшим слухом я уловил, как в соседней кабинке хихикнула Белла. Нашла время веселиться.
А наш гость всё никак не мог решиться. Хотя в принципе он ещё мог попробовать просто уйти. В конце концов, меня он не видел, а посредника я сегодня же ликвидирую. За такую топорную работу в качестве гонорара только топор и полагается.
– Вы не подумайте. У меня ничего такого нет! – проблеял клиент.
– Я могу сейчас выйти на свет. Тогда раздеваться вам уже не потребуется. Догадываетесь почему?
Вопрос был риторическим. И толстяк это понял. Пыхтя от напряжения (раздеваться без посторонней помощи при такой комплекции занятие непростое) и покрывшись красными пятнами от смущения,
Через десять минут представитель высшего общества предстал перед нами в одних необъятного размера трусах. Он смущённо переминался с ноги на ногу на грязном полу, от чего его жирное тело колыхалось, словно фруктовое желе на блюде. Ничего кроме отвращения это зрелище, по-моему, вызвать не могло. А ведь судя по собранному досье, у этого типа имелось две молоденьких любовницы!
По моему требованию он вещь за вещью перетряхнул передо мной весь свой гардероб. Затем так же предмет за предметом подавал мне через слегка приоткрытую дверцу кабинки. Я хорошо знаю, что и где искать. К счастью для клиента ничего подозрительного не обнаружилось. После чего я вернул одежду хозяину и разрешил тому одеться.
Одеваться без посторонней помощи и большого зеркала ему оказалось ещё труднее, чем раздеваться. Кроме того одежда прошедшая досмотр несколько помялась и испачкалась. Поэтому теперь стоявший перед нами человек больше не выглядел солидным господином, а скорее донашивающим остатки прежней роскоши банкротом.
И, разумеется, он был сильно зол. Хотя с детства привитая привычка скрывать свои истинные чувства не позволяла ему как-то проявить это.
– Хорошо, – произнёс я из недр исповедальни, – теперь вы знаете, к чему ведёт нарушение данных вам инструкций по общению со мной. Так?
В ответ он только молча кивнул.
– Постарайтесь в дальнейшем им следовать.
Снова молчаливый кивок.
– Тогда вернёмся к объекту, – предложил я. – Кто он?
Клиент попытался приосаниться, что при его фигуре и теперешней помятости смотрелось скорее забавно.
– Я не назову вам его, пока мы не заключим контракт.
Вот это оказалось неожиданностью. Такое в моей практике происходило впервые. Я вынужден был сделать паузу, дабы пару раз глубоко вдохнуть и выдохнуть, прежде чем продолжить разговор.
– Вы точно понимаете, с кем говорите?
Дело в том, что любой человек даже никогда не имевший дел с вестниками, а лишь наслышанный о них знал наши принципы. Заключив контракт, Вестник Смерти ни при каких обстоятельствах не откажется от его выполнения. И невзирая ни на какие препятствия выполнит его. В том числе и поэтому наши услуги так высоко ценились. Отсюда же следовало правило: контракт никогда не заключался в отношении неопределённого объекта. Ведь в противном случае теоретически Вестнику могли заказать убийство кого-то из братства, близкого человека или даже самого себя. И следуя нашему кодексу, отказаться было нельзя – пришлось бы выполнять.
– Я знаю с кем говорю, – медленно выговаривая слова, явно опасаясь снова сказать что-нибудь непозволительное произнёс толстяк.
Терпение моё не безгранично, но всё же я решил попробовать разъяснить клиенту суть проблемы на привычном ему языке.
– Вы сами станете подписывать договор, в котором отсутствует пункт «Предмет договора»? Кажется, он всегда идёт первым после преамбулы.
– В нашем случае предметом договора является у.., – он осёкся, едва не произнеся запретного слово, – решение моего вопроса.