Вестник
Шрифт:
Я поморщился и, выпустив на свободу проклятие, избавил себя от необходимости воевать с многочисленными тварями вручную. А потом прошелся между осыпавшимися на пол костями и, изучив их, пришел к выводу, что моя догадка насчет происхождения этих существ верна: все-таки это были люди. Видоизмененные, уродливые, во многом утратившие свой прежний облик и разумные лишь частично, однако все-таки люди. Не звери. И даже не зомби, как можно было бы подумать.
Но как такое могло произойти? Что у них случилось с аурами? Откуда эти ребята вообще взялись? В результате неудачного магического эксперимента? Случайно стали жертвами какого-то мерзкого заклятия? Сбежали
Все это выглядело сомнительно. Эх, если бы у меня остался нормальный образец, я смог бы сказать о причинах более уверенно, но увы — на полу лежали лишь кости. И даже тот, самый первый монстр, лишился плоти, потому что я несколько поспешил и зацепил его проклятием Саана, тем самым лишившись единственного источника информации.
Впрочем, может, еще не все потеряно?
Я поднял с пола деформированный человеческий череп, скалящийся на меня до безобразия длинными зубами. Запоздало определил, что среди них не имелось ни резцов, ни жевательных зубов, а остались лишь здоровенные клыки, предназначенные для того, чтобы рвать добычу. Пришел к выводу, что для естественного процесса подобные изменения нехарактерны. После чего поджал губы и решительно направился вглубь тоннеля, намереваясь выяснить, откуда взялась эта напасть и кто посмел использовать нормальных людей, чтобы создавать из них неуправляемых чудовищ.
Не знаю, то ли я не там искал, а то ли уничтоженная мною стая была единственной, но больше никого я в подземельях не нашел. Проболтавшись там почти до вечера, отыскал сразу два спуска на нижние уровни, но и это не дало результатов, поэтому я с неудовольствием выбрался в город и, недолго думая, направился в наш старый дом, за которым, как перед уходом пообещал мне Нардис, до сих приглядывали верные ему люди.
В городе в это время царило позднее лето. Все еще теплое, без дождей и слякоти, но неумолимо меняющаяся окраска листвы на деревьях недвусмысленно намекала, что скоро столица в очередной раз оденется в желто-красные одежды, а следом за ними сюда придут и холода.
Правда, поскольку мыслями я все еще бродил где-то в подземельях, то отмечал детали мельком, машинально, и не сразу обратил внимание, что за последние два века квартал Бедняков заметно преобразился. И лишь когда дошел до нужного перекрестка, осознал, что на улице уже довольно темно, но меня… неплохо одетого, одинокого и беззащитного с виду мальчика… так никто не остановил. И даже ограбить ни разу не попытался.
Это было необычно.
Помнится, в наше прошлое пребывание в столице этот район считался неблагополучным. Одинокому прохожему в темное время суток сюда вообще было лучше не соваться. А сейчас по всему пути моего следования горело исправно работающее уличное освещение, улицу Погасших фонарей справедливо переименовали в улицу Светлую. Сама она выглядела на удивление чистой, дома вдоль нее тоже резко выросли в размерах и изменились к лучшему. Там, где раньше располагались некрашеные халупы, теперь стояли вполне приличные здания. Вместо помоек и пустырей виднелись аккуратные садики и скверы. А по дороге в кои-то веки курсировали городские патрули, и первый же из них немедленно заинтересовался причинами, по которым я находился на улице в одиночестве.
— Добрый вечер, уважаемый нэл, — приятно удивил меня манерами командир отряда, недвусмысленно загородив дорогу. — Позвольте поинтересоваться, где ваши родители и почему они разрешают вам гулять в столь поздний час
— Все в порядке, господа, — неожиданно ответил из-за моей спины подозрительно знакомый голос. — Мастер Вильгельм всегда гуляет с сопровождением, просто предпочитает, чтобы охрана не мозолила ему глаза.
Мужчина в форме городской стражи посмотрел на невесть как оказавшегося поблизости гостя, которого буквально мгновение назад тут не было, и, встретившись с ним глазами, на мгновение замер, а затем вдруг козырнул и самым неожиданным образом передумал мной интересоваться.
— Хорошего вечера, уважаемые нэлы. Прошу прощения за беспокойство.
Пятерка городских стражей с удивлением покосилась сперва на командира, затем на меня и наконец на моего спасителя. О чем-то задумалась. Даже, как и начальник, слегка подвисла. А когда тот двинулся дальше, патруль послушно потянулся следом, не задав ни одного вопроса и, кажется, напрочь забыв и обо мне, и о моем сопровождающем.
— Ты что тут делаешь? — вполголоса осведомился я, как ни в чем не бывало продолжив путь и даже головы не повернув, чтобы увидеть лицо незваного гостя.
— Князь послал, — так же тихо ответил тот, старательно держась у меня за спиной. — Просил тебе помочь.
— Правда? Значит, это ты курируешь его связи с имперской столицей?
— Конечно. Я же тут вырос. Да и знакомых у меня в Дамане осталось немало.
Я выразительно покосился за спину, и мужчина тут же сместился вперед, теперь шагая со мной вровень.
Мы, если честно, давно не виделись, однако даже если бы я страдал такой распространенной болезнью как забывчивость, то и тогда не смог бы забыть, как выглядит правая рука Анри Лемана.
Когда мы впервые встретились, ему было около сорока. Невзрачная внешность, фантастическое чутье и редкое умение понимать собеседника — вот, пожалуй, и все, что было в нем необычного. Однако когда мы проводили обряд, ему уже было за шестьдесят. К тому времени его темные волосы успели изрядно поседеть, лицо избороздили морщины. Более того, теперь они уже никуда не денутся, потому что полноценное обращение, к сожалению или счастью, не умело возвращать молодость или вылечивать старые травмы. И если новоявленный вампир заранее не озаботится походом к целителю, то все, что он не успел вылечить или исправить, после ритуала останется с ним навсегда.
Леман, кстати, в том числе и поэтому отказался от моего предложения. Ни один, даже самый великий лекарь не сделал бы его двадцатилетним бойким молодчиком, а быть вечно хромым морщинистым стариком с неопределенными перспективами он не захотел.
Нума же внешнее несовершенство не страшило, поэтому от услуг целителя он отказался, так что ритуал увековечил и его седину, и морщины, и все полученные в прошлой жизни шрамы. Зато, в отличие от большинства сородичей, Нум выглядел настоящим, неидеальным, запоминающимся. И это придавало ему этакий ореол битого жизнью волка, которому даже сейчас было опасно заступать дорогу.
С учетом того, насколько возросли с годами его сила и выносливость, сравнение с волком я использовал не просто так: Нум был опасен… а будучи старшим вампиром, опасен вдвойне, поэтому на месте патруля я бы сто раз подумал, стоит ли оставлять его без внимания. И тем более стоит ли оставлять рядом с ним мальчика вроде меня.
Однако вместо этого патрульные просто развернулись и ушли, словно ничего особенного не случилось. И это выглядело настолько странно, что я был бы не прочь узнать, как Нум сумел их спровадить.