Вестники времен: Вестники времен. Дороги старушки Европы. Рождение апокрифа
Шрифт:
«Иисусе! Да он же на норманно-французском, как на родном чешет!.. – наконец сообразил Гунтер, услышав эти достаточно простые фразы. Уроки отца начали вспоминаться. – Неужели в Бретони люди еще помнят старый язык?»
Медленно подбирая слова, пилот германских ВВС наконец достаточно членораздельно проговорил на старофранцузском, помогая себе жестами:
– Какая… это страна?
Сэр Мишель расплылся в счастливой улыбке, услышав родную речь, хотя и премного искаженную незнакомым акцентом, и, широко поведя правой рукой, с гордостью провозгласил:
– Нормандия, Королевство Английское!
– Так… – только и смог выдавить на немецком Гунтер, которого два последних слова привели в состояние исступленного ужаса. – Плен… Проклятые англосаксы. Неужели они успели высадить десант… Но когда?!
И в свою очередь, не сумев совладать с внезапно охватившей его ноги слабостью, опустился на колени перед сэром Мишелем. Рыцарь, ерзая по траве, отполз еще на пару шагов.
– Королевство Английское… Земли короля Ричарда Плантагенета, – осторожно пробормотал он, не пытаясь даже вникнуть в причины, повергшие в коленопреклоненное состояние повелителя дракона. – Это баронство…
– Какого короля? – простонал Гунтер, не дослушав. – Ты мне еще про Утера Пендрагона расскажи!.. Где английские части, ты хоть знаешь?
Едва заслышав имя великого владыки и отца самого короля Артура, сэр Мишель воссиял и радостным голосом продекламировал:
– Правил в Британии король Утер Пендрагон, и был он воистину великим королем! Но я не буду сейчас рассказывать о доблестях и славных подвигах его премногих, ибо растянется рассказ сей до вечерней зари…
Тут сэр Мишель поймал свирепый взгляд иноземца и осекся. Рука Гунтера непроизвольно потянулась к кобуре. Этот ублюдок решил посмеяться? Ну, падла…
– Где англичане, скотина? – процедил он сквозь зубы на старофранцузском.
Сэр Мишель подумал, что слово «скотина» вкралось в речь неизвестного случайно, от незнания языка, и решил не обижаться и не вызывать его на поединок, к тому же безоружного. О том, что и сам он остался без меча, вовсе не вспомнилось.
– Где англичане? – переспросил он. – Все ушли в крестовый поход по призыву Святой нашей Матери-Церкви.
Последовала долгая пауза, во время которой Гунтер тупо смотрел в поле, на колышущиеся под ветерком кустики руты и ромашки, а потом перевел совершенно пустой взгляд на кольчужника и тихо спросил:
– А ты чего не пошел?
Сэр Мишель виновато опустил голову и пробубнил:
– Проспал я… Да и денег не было…
Гунтер еще некоторое время копил в себе нарастающую изнутри волну слепой ярости, тяжело задышал и, наконец, рванув застежку кобуры, выхватил «Вальтер», сбросил предохранитель и, медленно встав на ноги, ткнул дуло в лоб сэру Мишелю.
– Да я тебя, ублюдок!..
Эти, как и дальнейшие, слова он сдавленно выкрикнул на старом добром немецком с южно-саксонским акцентом, ясно проявившимся в минуту ярости. Сколько себя помнил, т'aк ему еще не приходилось ругаться. Подобного потока отборнейшей грязной брани, которую услышишь только в штрафных частях вермахта, он сам от себя, офицера люфтваффе, никак не ожидал. Излив свои гневные речи на голову оцепеневшего рыцаря, который, к счастью для Гунтера, не понял ни слова и все время мучительно косил глаза наверх и морщил лоб в попытке разглядеть черный металлический предмет, приставленный к его голове (жезл какой-нибудь освящающий?), немец в сердцах вскинул пистолет и выстрелил в воздух. Просто так, от злости. Усевшаяся на киль «Юнкерса» ворона сердито каркнула и тяжело взлетела, обронив пару перьев.
Из глаз сэра Мишеля точно искры посыпались от резкого, громоподобного звука, каковой доселе ему слышать не приходилось, и несчастный благородный рыцарь припал лбом к траве, закрыв голову руками. – Ладно тебе придуриваться, – немного поостыв и отдышавшись, проворчал Гунтер, тронув сэра Мишеля носком сапога, и добавил на понятном рыцарю старом языке. – Вставай.
Сэр Мишель, уяснив, что гнев Божий вот прямо сейчас на него не обрушился и молния Господня пролетела мимо, не причинив вреда, осторожно приподнял голову и исподлобья посмотрел на пистолет.
«Ангел, как есть ангел! А крылья, небось, под одежду запрятал, эвон она какая… непонятная». И встал, повинуясь сильному рывку ухватившего его за плечи Гунтера. Последнему надоело ждать, и он решил помочь пугливому полоумному человеку понять наконец, что разговор сейчас предстоит серьезный. Тем более в округе, кроме них двоих и вороны, возвратившейся на облюбованное ею местечко, никого не было.
Выглядел сэр Мишель не ахти – ноги будто сеном набиты, руки пытаются сложиться в молитвенный жест у груди, лицо бледное и губы подрагивают, точно он из ледяной воды вылез… А еще похмелье… тошнит… И дракон рядом стоит, не шелохнется.
– Объясни, – медленно начал Гунтер, старательно подбирая слова попроще, – какая это часть страны? Нормандия?
Сэр Мишель утвердительно кивнул и шмыгнул носом.
– Так, хорошо. Значит, мы во Франции?
Рыцарь вздохнул, не понимая, что хочет услышать от него драконий повелитель, но все-таки сказал правду, мало ли тот мысли насквозь читает, проверить хочет?
– В королевстве Английском. Земли короля Ричарда. Плантагенета. Сына Генриха Второго, короля Англии, наследника герцога Вильгельма Нормандского… – и всхлипнул. Ну почему он не понимает таких простых вещей, зачем спрашивает?
Гунтер загнал поглубже готовый вырваться истеричный вопль и, снова встряхнув юношу, срывающимся голосом проговорил:
– В Англии сейчас король Георг. Виндзор. А Плантагенеты твои… поумирали давно.
На глазах сэра Мишеля готовы были показаться слезы – столь надрывно звучали слова иноземца. «Ангел, да еще рассудком повредившийся. Надо его к епископу отвести… Хотя что епископу делать с ангелом? Ну к святому нашему папе, в Рим, отвезет, а дальше? А дракон как же? Он же без хозяина от тоски подохнет, как собака, они такие, драконы… Взять его с собой – коровы в хлеву перепугаются, молоко давать перестанут… Зачем я из дому… ушел…»
Такие вот мысли роились в голове рыцаря, пока Гунтер пристально вглядывался в его лицо, пытаясь найти хоть одну черточку, присущую душевнобольным от рождения. Нет, этот человек выглядел вполне нормально… Но почему же тогда он говорит про королей, сгинувших почти восемь столетий назад, отчего не знает простого французского языка, предпочитая изъясняться на старинном наречии? Гунтеру поначалу пришла в голову мысль, что его разыгрывает студент-недоучка, откопавший на чердаке старофранцузский словарь и стянувший где-то кольчугу, но в подобное верилось с трудом, слишком уж неподдельными были слезы в глазах непонятного нормандца.