Вестники времен. Дороги старушки Европы. Рождение апокрифа
Шрифт:
Ему на ладонь посыпались крупные и очень тяжёлые золотые монеты — круглые, квадратные, многоугольные… Некоторые украшались арабской вязью, на других был виден христианский крест, третьи несли на себе рубленые изображения сидящих на троне людей или имён монархов. Перед Казаковым оказались пять семипудовых сундучин, доверху набитых золотом.
— Вот это я понимаю — наличность, — по-русски пробормотал оруженосец сэра Мишеля, а ныне и верный слуга королевы Элеоноры Аквитанской. — Почти полтонны золота! Мечта любого кладоискателя…
— Что вы сказали? — заинтересовалась Беренгария, тоже рассматривавшая монеты. — Впрочем, неважно. Какая интересная чеканка, наверное, арабская, жаль, я не знаю
— Давайте-ка положим всё на место, — ответил на это Казаков, пересыпая деньги обратно в мешочек и возвращая его в гостеприимное лоно сундука. — Иначе Элеонора рассердится. Хотелось бы знать, к чему королеве столько золота?
— Я догадываюсь, — ответила Беренгария. — Для Ричарда. Элеонора Пуату влезла в долги к Ордену Храма или заключила с тамплиерами какую-то сделку. Думаю, вскоре мы всё узнаем. Запирайте сундук, шевалье.
Их величество король Франции Филипп-Август Капетинг изволили трапезничать.
Свитские из тех, что постарше и которые помнили старого короля Людовика VII, в один голос утверждали: характером Филипп похож на батюшку, а вот обликом — отнюдь. Людовик был высок, тощ, носил тёмные, похожие на монашеские одеяния, и его куда чаще можно было встретить в церкви, нежели на королевском совете. Набожность Луи VII частенько переходила в ханжество, ибо известно, что неумеренность в радении оборачивается грехом и неразумностью в жертвованиях. Питался король самой простой пищей, тратил на содержание двора сущие гроши, а к старости, позабыв о том, что он не один на этом свете, начал требовать от дворян оставить светские развлечения, покаяться и вести жизнь сугубо аскетическую. Неудивительно, что Элеонора Пуату около сорока лет назад сбежала от Людовика к блистательному Генриху Английскому.
Филипп-Август тоже не любил охоту, турниры и прочие дворянские забавы, однако не запрещал остальным радоваться жизни. По примеру старинных королей, которым всегда давали прозвища, к нынешнему монарху помаленьку прилепилось наименование «Тихий». Однако этот тихоня, получив трон в 1180 году, ухитрился полностью разгромить коалицию самых знатных сеньоров, противостоявших самодержавной власти Капетингов — Бургундия более тяготела к Священной Римской империи и даже некоторое время была в её составе, вечно бунтовала огромная и беспокойная Фландрия, графы Намюр, Блуа и Шампань подумывали о том, что им вполне можно обойтись без всякого сюзерена, в Нормандии и Аквитании шла война между Старым Гарри и его сыновьями… Словом, Филиппу досталось весьма разобщённое и вечно готовое к мятежу королевство.
Как известно, рыбу лучше всего ловить в мутной воде. Поэтому молодой Капетинг и выкрутился. Филипп не воевал, он лишь стравливал противников между собой, плёл интриги, а когда следовало вмешаться в события силой оружия, звал на помощь английских принцев, обосновавшихся в Аквитании. Бургундия замирилась и герцог номинально признал сюзеренитет короля, от Фландрийского графства удалось оттяпать несколько ленов и включить в монарший домен, граф Блуаский сцепился с графом де Шампань и тихая война между собой поглотила все их силы, а Филипп-Август, потихоньку расширяя владения и не тратя лишних денег, становился сильным королём.
Потом Филипп положил глаз на английские владения и прежде всего — на богатейшую Аквитанию. Этому помогла прежде всего нелюбовь анжуйцев и аквитанцев к Старому Гарри — рыцари Пуату во время войны с Генрихом присоединились к войску французов. Генрих был побеждён, Филипп с Ричардом заставили короля подписать договор, по которому Англия передавала Франции многочисленные земли на континенте и выплачивала контрибуцию, но вот незадача: спустя несколько дней Генрих умер от огорчения и теперь условия договора предстояло выполнять Ричарду.
Львиное Сердце, как всегда, оказался обманут. Какого чёрта папенька подписал соглашение с Филиппом, если знал, что умирает? Почему это Ричарду теперь придётся платить французам за прегрешения своего отца? А плата-то не маленькая!
Четвёртый сын Элеоноры Пуату позабыл, что сам участвовал в подготовке договора и силой заставил Старого Гарри с ним согласиться. Теперь Ричард не хотел выполнять поставленные Филиппом условия, но слово, как известно, не воробей. Так Филипп-Август за здорово живёшь и без малейших усилий отнял у Англии солидный кусок земель, а дружба двух монархов на сём прекратилась, Ричард же получил громкий нагоняй от матушки. За глупость и расточительство.
Филиппу Крестовый поход совершенно не требовался. Зачем? Вернуть Иерусалим — замечательная мысль, но этим должны заниматься рыцари наподобие Ричарда Львиное Сердце или старого волка Фридриха Барбароссы. Во Франции хватает своих забот. Однако расчётливый Филипп понял, что можно будет запросто использовать огромное войско английского короля в своих целях — Ричард обязательно ввяжется по дороге в какие-нибудь истории (вдруг ему взбредёт в голову отбить у Византии средиземноморские острова?), что пахнет неплохой прибылью. По договору между союзниками вся добыча делилась пополам. То есть Ричард завоёвывает, а Филипп забирает половину. И куда смотрела тётушка Элеонора?..
Помимо того, отказываться от принятия креста просто неудобно. Барбаросса идёт, Плантагенет, самые знатные герцоги… Но если уж предстоит война с сарацинами, к ней нужно тщательно и нерасточительно подготовиться. Ричард потратил огромные деньги (почти всё золото, кстати, осталось во Франции, ибо припасы Львиное Сердце закупал в Бургундии и Провансе), его войско достойно восхищения, весьма многочисленно и сильно. У германского императора почти сто тысяч человек. Добавим норманнов, итальянских баронов, возможно, византийцев. Огромная армия! К чему тогда тратиться на сбор своей? Несколько королевских отрядов, а далее вассалы Филиппа соберут свои копья (разумеется, на собственные средства) и можно отправляться. Денег уходит минимум, а польза для королевства великая. Так и быть, год или полтора на Крестовый поход потратить можно, тем более что во Франции сейчас на удивление спокойная жизнь. Главные противники замирены, Фландрия побеждена, а Лангедок затаился и варится в собственном соку.
— Надо будет, — напомнил сам себе Филипп-Август, — потом разобраться с Тулузой и их вассальной присягой…
Король оторвал от копчёной курицы ножку и принялся медленно, вдумчиво жевать. В последнее время его беспокоили известия с юга. Шпионы доносили, будто еретическое альбигойское течение распространилось по всему Тулузскому графству, проникло в Прованс и завладело умами не только простецов, но и многих дворян. Церковь очень беспокоится, ибо стали известны случаи изгнания священников, святотатства и разрушения храмов. Филипп считал, что у страха глаза велики и бывает даже полезно наказать некоторых святош, захвативших себе слишком много власти и использующих её ради своего обогащения. Но ересь, ересь… Если события на юге вызовут недовольство Рима, придётся вмешаться. Владетель Тулузы почти независим — много лет назад граф Раймунд принёс присягу Генриху II, но с тех пор умерли и Раймунд, и Генрих, а сейчас непонятно, кому вообще подчиняются обитатели Лангедока…