Вестники времен. Дороги старушки Европы. Рождение апокрифа
Шрифт:
— И не дьявольские вовсе это силы были, святой отец, но молнии Господа. Они разогнали нечестивцев и поразили христианина, ступившего на греховный путь. А оружие, изрыгающее молнии сии, принадлежит мне. То есть моему оруженосцу.
— Может ли такое быть? — отец Колумбан недоверчиво взглянул на баронета.
— Может! — уверенно тряхнул засаленными волосьями сэр Мишель. — Пойдёмте, святой отец, я познакомлю вас с Джонни — так зовут моего оруженосца. К тому же, он желает исповедаться.
— Прекрасно, дитя моё! — оживился отец Колумбан. — Я с радостью выслушаю его, отпущу грехи и, если он не откажется, расспрошу о чудесном оружии.
Опершись
Подойдя к Гунтеру, сэр Мишель представил отцу Колумбану своего оруженосца, назвав его Джонни. Тот не стал возражать, к тому же всё равно надо было привыкать к новому имени. Гунтером он теперь останется только в разговорах с самим собой и в воспоминаниях.
— Вот, Джонни, отец Колумбан готов принять твою исповедь! — радостно сообщил сэр Мишель.
«Ага, теперь самое время исповедаться, — с раздражением подумал Гунтер. — Я, простите, хочу как следует поесть и отоспаться. Желательно в постели, а не под деревом.»
— Да, конечно, после заката, когда я завершу свои дела, приходите в мой дом и примите моё благословение. Кстати, а куда вы идёте?
— Вообще-то я иду домой, — почёсывая в затылке, сказал сэр Мишель. — Одного боюсь — папа начнёт кричать и выставит нас взашей. Святой отец, может быть, вы с нами сходите? Всё-таки барон вас уважает…
— Уважает, — хмыкнул отшельник. — Я тебе не рассказывал, что монсеньёр Александр, после твоего ухода из дому имел со мной беседу? Нет? Хорошая была беседа, длинная.
— И о чём? — подозрительно скосился на старца Фармер-младший.
— «Ты позволил моему наследнику начитаться бестолковых книжек!» — явно передразнивая голос барона, продекламировал отец Колумбан. — «И этот балбес возомнил себя кем-то наподобие Ланцелота!»
— И вам досталось, — вздохнул рыцарь. — А книжки всё равно были хорошие. Правда, теперь я уяснил, что в наши времена всё по-другому.
— Зато набрался жизненного опыта, — махнул рукой святой отшельник. — Это тоже полезно. Не убили, не покалечили — и слава Богу. Ладно, я согласен. Поговорю с бароном Александром. Идёмте в замок.
Мишель, обрадовавшись покладистости монаха, грохнулся на колени и полез целовать ему руку. Выглядело это не столько благочестиво, сколько шутовски.
«Рембрандт. Возвращение блудного сына, — умилённо подумал Гунтер, вставая и разминая затёкшие ноги. — Только туфли упавшей не хватает.»
Он вспомнил, как поздней осенью 39-го он был с военной миссией Люфтваффе в России. Их долго и утомительно возили по разным аэродромам, демонстрировали последние достижения русских авиаконструкторов, а в конце поездки в качестве «культурного отдыха», как выразился на дурном немецком гид с насквозь продувной рожей полицейского агента, их отвезли в Петербург, который большевики переименовали годах в двадцатых в честь своего первого фюрера. И там он, отстав от спотыкающегося на каждом слове экскурсовода, долго смотрел на картину Рембрандта, виденную им до сих пор только на репродукциях. Странное было ощущение — будто картина потускнела, съёжилась от тоски, одиночества, непонимания в чужой холодной стране. А может быть, просто показалось — в огромном музее со множеством уникальных произведений искусства было на редкость дурное освещение.
Отец Колумбан, который знал окрестные пущи как свои пять пальцев, предложил не выходить обратно на Алансонскую дорогу, а пройти к замку напрямик
Поначалу Гунтер думал, что пустынник будет всю дорогу готовить сэра Мишеля ко встрече с бароном Александром, читая ему наставления, но вместо этого отец Колумбан начал рассказывать разные забавные и порой неосторожные истории из жизни святых, причём, смеялся над ними громче сэра Мишеля с Гунтером, будто только что придумал их сам.
— А вы не слышали историю о святой Касильде и её розах? — сказал он, отсмеявшись своим кудахтающим хохотком над очередной сказочкой. — Да, впрочем, это не интересно. Вот послушайте-ка лучше житие блаженного Целестина Вадхеймского, в землях норманнских просиявшего!
— Это как? — нахмурился сэр Мишель, припоминая святцы и не находя в жизнеописании одного из первых Святых Пап название Вадхейм. И отчего, интересно знать, папа Целестин Первый мог просиять в каком-то Вадхейме? Или это другой святой с таким же именем? Название-то вроде норманнское, больше принадлежащее стране Норэгр, далёкой северной родине…
— Сейчас расскажу, — с готовностью отозвался отец Колумбан. Далее последовала длительная и крайне запутанная история о житии некоего бенедиктинского монаха, именем Целестин, изгнавшего злопакостных языческих богов, смущавших души людские премного, с земель Севера, и обратившего в веру истинную норвежцев-язычников. Впрочем, отец Колумбан и сам до конца эту легенду не знал, часто путался и, по мнению Гунтера, слишком уж привирал. Сэр Мишель слушал речи отшельника с благоговением.
— …И вот тогда, — вещал святой Колумбан, — взял отец Целестин святую чашу, именуемую язычниками Трудхеймом, в рыцарских же христианских сказаниях — Грааль, и, преклонив колени пред алтарём, вознёс к престолу Всевышнего слёзные молитвы свои с просьбою избавить предков твоих, милый мой Мишель, от гнуснейших и богопротивных верований. И тогда же явился святому Целестину Вадхеймскому в Граале лик… м-м… — тут Колумбан запнулся, видимо выдумывая продолжение, а Гунтер, воспользовавшись неожиданной паузой в напыщенных и не совсем понятных ему речах старца, постарался перевести разговор на другую, более нейтральную тему.
— Отец мой, я в этих краях человек новый, многое мне здесь неизвестно…
Сэр Мишель и отец Колумбан одновременно кинули на германца укоризненные взгляды, и святой отшельник проговорил несколько обиженным тоном, нарочито обращаясь к одному сэру Мишелю:
— Ладно, Мишель, удивительную и поучительную историю о блаженном Целестине Вадхеймском я доскажу тебе после. Откуда же твой оруженосец пришёл в нормандские земли?
Сэр Мишель открыл было рот, явно надеясь порадовать отца Колумбана предивным известием о нежданном пришествии его нового оруженосца вкупе с драконом по имени Люфтваффе из далёких германских земель (и то будущих через семь с лишним столетий), но Гунтер ткнул рыцаря локтем в бок и бросил красноречивый взгляд — не лезь, сам скажу!
— Я… — Гунтер судорожно подыскивал слова, прекрасно понимая, что старик со своей проницательностью мгновенно отличит ложь от правды. — Я из Германии. Позволь мне подробнее рассказать о себе позже, на исповеди. Это очень долгая и… — Гунтер подавил истерический смешок, — очень печальная история, мне самому не совсем понятная…
— Из Германии, так из Германии, — сказал отец Колумбан, никогда не позволявший себе выпытывать из людей слова, которые они по каким-либо причинам не желают говорить. Рано или поздно всё тайное становится явным. — Так что же тебя интересует?