Вестники времен. Трилогия
Шрифт:
— Господа, сколько можно? — Джон наконец вскочил на ноги, стряхнув оборонявшего его Гунтера. — Что вы не поделили? Понтий, прекрати топтаться по моему псу!
Волкодав лениво приподнял голову, посмотрел осоловелым взглядом на ломбарца, стоявшего на его хвосте, и, безразлично зевнув, продолжил спать. Сэр Мишель, держась левой ладонью за рассечённый лоб, выполз из-под стола и снова направил острие меча на Понтия. Следующие две минуты были наводнены звоном оружия, неразборчивыми гортанными воплями и треском ломаемой мебели. Вскоре в дверях появились обеспокоенные физиономии Гая Гисборна и невесть откуда взявшихся стражников, а Джон, решившись, взял самое нерыцарское оружие — бронзовый сосуд,
Волкодав так и не проснулся.
Не ожидавший от принца такого коварства Понтий повалился на спину, будто подстреленный из арбалета, сбив с ног Джона. Оба погребли под собой инертное тело собаки, только сейчас обиженно гавкнувшей. Гунтер по-прежнему стоял у стены, глядя выпученными от ужаса глазами на разгром в кабинете королевского брата.
— Теперь мы точно войдём в летописи, — едва слышно прошептал Гунтер, воочию представляя красиво выведенные строчки на пергаменте: «Такого-то дня августа 1189 года на площади перед Тауэром по приговору королевского суда казнены двое подлых убийц, поднявших руку на августейшую особу Джона Плантагенета, принца крови…» Обиднее всего представлять добродушный хохот этого проклятого Мак-Лауда и его дружков из шотландской стражи, которые наверняка притащатся поглазеть…
Охранники принца по-прежнему толпились у дверей, не решаясь зайти в кабинет, сэр Мишель, спрыгнувший со стола на пол, помогал Джону освободиться из-под тяжести Понтиевой туши (бастард Ломбардский посейчас находился без сознания), а Гисборн занимался абсолютно бесцельным делом — собирал разбросанную по полу посуду.
— Немая сцена у фонтана, — как бы невзначай проворчал слегка очухавшийся Гунтер. — Эй, охрана, — германец, которого охватил непонятый азарт, повернулся к мявшимся у порога стражниками и ткнул пальцем в бездыханного Понтия. — Вот того черноволосого дворянина связать и удалить отсюда!
— Чего? — вытаращил глаза молодой розовощёкий здоровяк, как и Гунтер, рыжий. — А ты кто такой?
— Господа, прекратите, — это уже воззвал принц Джон, поднимая глаза к потолку. — Какого, прости Господи, дьявола вы устроили этот невероятный кошмар? Сударь, немедленно объяснитесь! — последние слова относились к сэру Мишелю, с невозмутимым и невиннейшим видом стоявшему рядом с Плантагенетом. Выглядел Фармер живописно — половина лица в крови, текущей из ссадины на лбу, одежда разодрана, обнажённый меч в руке — вылитый герой из песен о короле Артуре…
— Милорд, — рыцарь глянул на Джона немного обиженно. — Мы вас только что спасли от смерти! Разве вы не получали писем Гвидо Лузиньяна, короля Иерусалимского? Про…
— А ну молчите! — вдруг рявкнул Джон и глянул на Мишеля с удивлением. — Шевалье, вы мне передали кольцо графа Клиффорда с гербом Йоркширской епархии, теперь говорите о письмах Гвидо… Кто вы вообще такой? И где сам граф Клиффорд?
— Я всё объясню, — с жаром сказал сэр Мишель. — Прямо сейчас!
— Прямо сейчас не нужно, — отрезал принц и обратился к Гисборну, стоявшему с несколькими серебряными тарелками в руках: — Гай, уведите охрану, позовите лекаря для сэра Понтия, которого я так неаккуратно ударил, и отведите этих дворян в другую комнату — пусть передохнут да умоются. А я… — Джон зыркнул на Мишеля. — Я зайду попозже, когда следы вашего визита в мой кабинет будут убраны!
— Провинция — она и есть провинция, — говорил Гунтер, оттирая смоченной в тёплой воде тряпочкой лицо сэра Мишеля от кровавых разводов. — Ты подумай: явились к члену королевской семьи, устроили драку, едва не убили самого принца, перепугали всех, кого только можно — и ничего!.. И как
Мишель морщился и молчал. Конечно, после таких невообразимых безобразий всякий нормальный дворянин, а тем более сын короля, немедленно выставил бы нарушителей этикета из своего дома, и хорошо, если бы этим наказание ограничилось. Джон, однако, проявил неимоверную терпимость — норманна вместе с оруженосцем отвели в соседнюю комнату, Гай лично принёс бронзовый тазик с кипятком и бутылку вина, а явившееся на шум привидение короля Гарольда-сакса, на которое постоянные обитатели дворца смотрели, будто на привычный предмет меблировки, беззвучно слонялось из угла в угол мешая Гунтеру своим присутствием. Гай, помнится, сообщал, что привидение безвредное, но, глядя на ухмыляющуюся бледную рожу давно почившего короля, германец ощущал себя актёром в футуристическом театре. Одно хорошо — Гарольд молчал, а не выл и не звенел цепями, как всякий порядочный призрак.
Следующие полчаса, прошедшие с великой битвы в кабинете принца Джона, в коридорах Винчестера постоянно кто-то бегал, слышались отдельные возгласы стражников, несколько раз раздавался голос самого принца, отдававшего невнятные команды, однако беспокойных гостей из Нормандии никто не трогал. Мишель уже начал волноваться, что принц забыл о посетителях. Неожиданно скрипнули петли дверей.
— Убирайся отсюда! — эти слова принца Джона относились к привидению Гарольда. Бывший король гордо прошествовал к стене и, не оглядываясь, вошёл в неё. Сэр Мишель, повернувшись на голос, снова зашарил руками по поясу, однако Гисборн предусмотрительно забрал у него и Гунтера оружие во избежание дальнейших недоразумений…
Принц пришёл не один. Рядом с Джоном стоял сонный волкодав, у которого глаза так и закрывались (надо полагать, собачка очень устала, защищая хозяина), а позади виднелись бледное лицо Понтия и розовощёкая физиономия сэра Гая.
— Итак, господин де Фармер, — Джон взглянул на рыцаря и шагнул в комнату. — Может быть, сейчас вы расскажете всё от начала и до конца?
Принц Джон сел на ажурную скамейку у стены, пёс с хрипом и урчанием завалился спать у его ног, а двое других сопровождающих встали рядом. Понтий выглядел не ахти, однако метать на сэра Мишеля гневные взгляды не уставал.
Вначале запинаясь и путаясь, затем более складно, сэр Мишель, изредка перебиваемый Гунтером, вставлявшим некоторое дополнения и исправлявшим неточности, изложил его высочеству всю историю своего появления в Англии, начиная от поручения бейлифа Аржантана. В подтверждение рыцарь раскопал за пазухой изрядно помявшиеся бумаги Годфри и с поклоном передал их Джону. Вполне естественно, что в этой сжатой, но красочной повести место двух главных злодеев отводилось сэру Понтию Ломбардскому («Ибо как есть он злокозненный исмаилит и послан в Лондон тем самым христианским князем, про которого отписывал король Гвидо») и канцлеру Уильяму де Лоншану («Ибо таковой является отступником и изменником, а, кроме того, подлежит скорейшему интердикту за неуважение к святому папе и Матери-Церкви»). Короче, досталось всем.
Понтий сверкал глазами, щерился, порывался немедленно вызвать наглеца-норманна на поединок, но Джон, остававшийся спокойным в течение всего разговора, останавливал порывы ломбардца, правда, не без усилий. Гай стоял, округлив глаза и теребя рукав камзола. Наверняка Гисборну было завидно, что такие интересные события происходили без его участия.
— …Вот и всё, милорд, — закончил сэр Мишель. — Сразу из обители святого Мартина мы приехали к вам. Годфри ждёт вашей помощи.
Джон тяжело вздохнул, поднялся со скамьи и, заложив руки за спину, прогулялся по комнате.