Вестники времен
Шрифт:
Поняв франков, базилевс мог теперь уверенно обсуждать их замыслы (как правило, невероятные и построенные на пустом месте) и успешно разрушать их, играя на постоянных сварах вожаков крестоносцев друг с другом и добиваясь главного: франки должны безвылазно сидеть в Европе или, на худой конец, на узкой полоске Святой Земли. Им нечего делать в Империи, где хватает своих забот. Тем более нельзя позволить им протянуть на редкость цепкие руки к сокровищам далекого Востока и караванным путям, завершающимся в Багдаде, Иерусалиме или Константинополе. Пусть носятся по пескам, кичатся подвигами (по большей части выдуманными) и разыскивают потерянные в боях реликвии времен жизни Господа на грешной земле. Они же как неразумные дети: хватаются за все яркое и незнакомое.
Однако привезенные гостем новости заставили базилевса по-новому взглянуть на вроде бы привычных франков. Неужели среди них появились люди, наделенные хоть каплей разума? Настоящего разума, подобного тому, коим одарены владыки Империи? Тогда дело принимает серьезный оборот.
— Акка остается в руках сарацин лишь потому, что армией заправляет это аквитанское ничтожество, — почтительно, но твердо возразил гость, упрямо наклонив темноволосую голову. — Ги не в состоянии даже присмирить собственную жену, подарившую ему вместе с короной Иерусалима рога, как у оленя-десятилетка, не то, что взять штурмом крепость…
Вестник мог позволить себе говорить подобным образом. В конце концов, он отдал три года своей жизни службе Империи и даже принес ей несколько шумных побед над турками и в очередной раз взбунтовавшимися армянами. Кроме того, именно по приказу нынешнего базилевса (хорошо, по намеку нынешнего базилевса) чья-то рука шесть лет назад оборвала жизни старшего брата гостя и его супруги. Подобное, знаете ли, так просто не забывается. Отомстить, конечно, невозможно, да и доказательств причастности Андроника к этим смертям не существует… Где помалкивает месть, там вовсю разглагольствует выгода. Отравленного брата не возвратишь. Но не отказываться же от безмолвно предлагаемого выкупа за пролитую кровь? Вдобавок, Рено сам виноват. Ввязался в драку за трон, так действуй, а не сиди, ожидая помощи.
Андроник снова беззвучно хмыкнул. О чем бы не заходила речь, для его гостя все сведется к короне Святой Земли и к бессилию нынешнего правителя, Гвидо Лузиньяна. Гвидо или Ги, как его называли франки, всегда был никудышным государем, а теперь стал королем лишь по названию: Иерусалим находится в руках арабов и они не собираются так просто отдавать священный город. Большинство франков после поражения при Тивериаде покинуло Палестину; те же, что остались, укрылись в Тире и Триполи, боясь нос оттуда высунуть. Бездомный король и его супруга Сибилла стоят лагерем под крепостью Аккой и тщетно пытаются занять ее. Неудивительно, что в Святой Земле и в Европе все идет кувырком. Но устраивать новый Крестовый поход?.. Базилевс на месте правителей франков отложил бы эту дорогую и длительную затею на пару десятилетий. Иерусалим стоял тысячу лет и простоит еще, никуда не девшись с прежнего места. Арабы не в силах сложить его в свои переметные сумы и увести в Багдад.
Гость перестал изучать коричнево-алый мрамор террасы, перевел взгляд оказавшихся неожиданно светлыми глаз на снова умолкшего правителя Византии, и язвительно добавил:
— Как совершенно верно заметило Ваше императорское величество, Акка все еще сопротивляется. Однако в мире существуют вещи, которые под силу одним людям и недоступны другим. Ги не справился, зато его покровитель и сюзерен, Ричард Плантагенет, стоит ему добраться до побережья Палестины и высадить свою армию, завладеет ключами от крепости через два-три дня. Но Ричарда нет, а Лузиньян топчется на месте.
— И где же ныне пребывает король Ричард? — скучающим тоном, словно только из вежливости и для поддержания светского разговора, осведомился Андроник.
— В Марселе, то есть в Массилии, — с готовностью откликнулся его собеседник. — Собирает корабли и поджидает своего союзника, Филиппа Французского. Но мне почему-то кажется, что до конца нынешнего года мы не узрим их кораблей у берегов Святой Земли. Ведь на пути сюда лежат прекрасные и богатые острова. Сицилия, Крит, Кипр… Находящийся, кстати, под покровительством византийской короны. Я слышал,
«Мог бы не напоминать, — слегка раздраженно подумал базилевс. — Потомство моего покойного братца до сих пор не угомонится… Значит, молодые волки, Ричард и Филипп, решили, что Европы им маловато и отправились на охоту. По дороге наверняка перегрызутся. Хорошо бы насмерть, но вряд ли небеса окажутся настолько благосклонны… Впереди Святая Земля, что поважнее, нежели дележ добычи и ссоры, сопутствующие любым предприятиям франков».
Гость вежливо кашлянул, напоминая о себе. Не для того он лично примчался из относительно спокойного Тира мимо полных непредвиденных опасностей островов греческого Архипелага в блистательный Константинополь, чтобы созерцать благостно размышляющего над судьбами мира правителя Византии. Он привез не только тревожные новости, о которых, похоже, здесь еще не слышали, но и предложение. Оно должно придтись по вкусу базилевсу. Чтобы не твердилось проповедниками и лично папой Климентом про богоугодные и праведные деяния, явление крестоносной оравы в Святую Землю не слишком по душе тем, кто уже давно и прочно обосновался здесь, как европейцам, так и ромеям. Почему бы императору честно и откровенно не признаться в том, что ему меньше всего хочется узреть в Палестине Ричарда, Филиппа и иже с ними?
Правда, эти двое — угроза отдаленная, они прибудут не раньше следующей весны. Но есть Фридрих, старый, но все еще грозный Фридрих Барбаросса, император Священной Римской Империи Германской Нации, и следующая за ним великая армия. Они отправились в путь в апреле; сейчас, если верить донесениям, войско пересекает гористые земли Болгарии. Конечно, Барбаросса и Андроник прошлым летом заключили через послов мирный договор, и крестоносцы пойдут через Византию как друзья, но какое разорение последует за их приходом! Нарушенная торговля, вытоптанные поля, недовольные крестьяне, и что в итоге? Фридрих известен тем, что дает обещания с такой же легкостью, как нарушает их. Кто поручится, что, следуя в Святую Землю, он не пожелает мимоходом захватить владения Византии? Вернув таким образом Римскую империю почти в первоначальные границы?
Свои соображения гость уже изложил в самом начале встречи, и, посеяв ядовитые зубы дракона, ждал урожая. Сейчас, наверно, ему не ответят ничего, разве что холодно и многословно поблагодарят. Не исключено, что базилевсу все давно известно, и он от души забавляется, выслушивая нерасторопного вестника. Недаром ромейские лазутчики считаются лучшими в мире…
— И вы, мессир, утверждаете, что располагаете возможностями и средствами направить усилия ваших соотечественников, стремящихся освободить Гроб Господень от рук неверных, в несколько, если так можно выразиться, иное русло? — вопрос Андроника был составлен по всем законам византийской дипломатии: спрашивать, не спрашивая, но вынуждая собеседника невольно раскрывать свои намерения, как явные, так и тайные.
— Да, ваше императорское величество, — гость облегченно перевел дух. Рыбка клюнула. — Но, если мне будет позволено уточнить, эти возможности находятся не в моих руках, и я вряд ли смогу лично прибегнуть к ним. Я все-таки верный подданный своего короля (он благоразумно не уточнил, какого именно) и обязан всемерно поддерживать его начинания…
Базилевс понимающе кивнул и знаком разрешил продолжать.
— Кроме того, мне не хотелось бы покидать Побережье. Обстановка может в любой момент измениться и, боюсь, потребуется мое личное присутствие. Поездка же в Европу, где находятся необходимые документы, и переговоры с их владельцем займут не меньше трех или четырех месяцев. Конечно, мы располагаем неким запасом времени — скажем, до полугода. Но будет лучше, если бумаги окажутся в нужных руках не позднее Рождества. Тогда мы все сможем встретить светлый праздник, как положено честным людям — с радостной душой и чистым сердцем. У королей Европы и их вассалов появится множество иных забот, нежели война с сарацинами и Саладином.