Вестники времен
Шрифт:
Умиротворяющая речь Розалин сделала свое дело: сэр Гисборн смирился с ее присутствием. В конце концов, она наверняка совершеннолетняя и понимает, что делает и с кем связывается. Не прогонять же ее, в самом деле?
Танец наконец завершился, пары замерли в финальном поклоне, не без признательности слушая благодарственные выкрики. Восседавший на огромной бочке Франческо убрал свою виолу в чехол, огляделся, разыскивая попутчиков, и обрадованно замахал рукой, показывая, что вот-вот придет.
Он действительно не заставил себя ждать, но, к тихому отчаянию Гая, явился в сопровождении сразу двух особ женского
— Кателла деи Маччо.
— Ее отец занимает соседние с нами комнаты, — объяснила Изабель, уловив недоумевающие взгляды господ рыцарей. — Мы с ним отчасти знакомы, по прежним торговым делам. Он отправляется на праздник со своими друзьями и потому доверил мне и мессиру Бернардоне присмотреть за его дочерью.
— Да, да, идемте, идемте скорее! — от нетерпения Кателла чуть ли не подпрыгивала на месте и произносила слова с ужасающим акцентом. — А то на площади будет не протолкнуться!
— Конечно, монна, — Дугал ловким движением согнал трех юных дам в хихикающий красочный табунок и подтолкнул к не верящему своему счастью Франческо. — Френсис и вы, леди, сделайте милость, подождите нас на улице, только не уходите далеко.
Изабель и Франческо недоуменно переглянулись, но, не задавая лишних вопросов, вместе с обеими девушками скрылись за распахнутыми воротами постоялого двора. Убедившись, что они ушли, Мак-Лауд резко повернулся к Гаю:
— Не с той ноги встал или живот пучит? Не понравилась Кателла? Да, у нее мякина вместо мозгов, но тебя никто не заставляет с ней разговаривать. Ее будет обихаживать Франческо, и уж поверь, у него это прекрасно получится. Или дело в Розалин?
— Мне не нравится, что за тобой вечно таскается какая-то юбка, — сдержанно ответил Гай. — Мог бы хоть сегодня угомониться. И еще мне не по душе тон, которым ты разговариваешь.
— Когда настанет время, я сам отвечу за свои грехи, — огрызнулся Дугал. — За тон, так и быть, извиняюсь. Но меня ужасно злит, когда кто-то начинает корчить из себя святошу и указывать мне, как жить. Если тебе настолько не нравятся женщины, шел бы в монахи или в тамплиеры — им вроде даже смотреть на слабый пол запрещается!
— Прекрати, — сердито оборвал разошедшегося приятеля Гисборн.
— Тогда сделай одолжение, не строй такую постную рожу, — потребовал Мак-Лауд. — Не хочешь идти с нами? Ступай один. Все-таки это город, а не дремучий лес. Даже если заблудишься, спросишь дорогу. Я не хочу с тобой ругаться, но не желаю, чтобы мне портили праздник.
Проходившие мимо постояльцы и слуги с опаской косились на двух молодых людей несомненно благородного происхождения, стоявших у дверей конюшни и зло глядевших друг на друга. В воздухе явственно ощущался горький запашок близкой ссоры. Первым не выдержал Гай:
— Прости. Не знаю, что на меня нашло. Я по-прежнему считаю твое поведение не совсем достойным, но лучше мы поговорим об этом в другой раз. Если ты полагаешь, что я как-то оскорбил мистрисс Розалин…
— Извинения приняты, — каким-то чужим, холодным и ровным голосом проговорил Дугал. — Пожалуй, ты во многом прав, а я в последнее время
Он кривовато ухмыльнулся, снова превращаясь в знакомого Гисборну типа по имени Дугал Мак-Лауд, и вполголоса осведомился:
— Правда, она очень даже ничего?
— Лучше не бывает, — хмыкнул сэр Гисборн. — Только не говори, что собираешься захватить ее с собой в дорогу.
— Ни за что на свете! — Мак-Лауд очень похоже изобразил на физиономии выражение панического ужаса. — Так мы идем или будем торчать тут до вечера? Кстати, если нам повезет, мы сможем сегодня увидеть этих якобы потомков Меровея, о которых мы давеча наслушались. Они ведь местные и наверняка приедут на праздник. Только знаешь, чего я до сих пор не могу понять…
— Что? — Гай все еще не привык к манере Дугала перескакивать во время разговора с одной темы на другую, в зависимости от того, какая очередная мысль посещала его беспокойную лохматую голову.
— Зачем папаша Тардье, занятой по уши человек, тратил время, рассказывая совершенно посторонним людям долгую и весьма путаную историю про живших здесь древних королей и их наследников? — задумчиво поделился соображением Мак-Лауд.
— Мы же сами попросили, — напомнил Гай. — Франческо хотел услышать что-нибудь такое, о чем не говорится в летописях, мы ему поддакивали, только и всего. Меня куда больше заинтересовал этот чокнутый менестрель с его нелепицей про катящиеся или какие там камни.
— Он такой же чокнутый, как я или ты, — безапелляционно изрек Дугал. — Просто умеет хорошо прикидываться. Он почему-то хотел сказать нам, именно нам, эти слова… Ладно, забыли. Будем веселиться, пока можем. Загадки подождут, а сейчас надо спасти Френсиса — никто долго не продержится против трех болтливых девиц.
Мессир Бернардоне и порученные ему девушки успели приобрести у уличного разносчика кулек мелких оранжевых слив, и в кратких паузах между сплетнями и новостями быстро расправлялись со своей покупкой. Спустя миг текший вниз по улице людской поток подхватил увеличившуюся на двух человек компанию и повлек за собой, то вверх, то вниз по склонам застроенных домами холмов, устремляясь к сердцу города — базилике Сен-Серпен, обители небесного покровителя столицы, святого Серпена.
Праздник катился по проторенной за несколько столетий дороге, а сэр Гисборн все больше погружался в темную пучину глухого недовольства. Он не собирался оспаривать права горожан отмечать нынешний день так, как заведено здешними порядками и обычаями, но не мог отделаться от ощущения неправильности происходящего. Слишком варварски роскошным, слишком языческим выглядело это празднество, слишком яростно надрывались жестяные трубы и вызывающе сияло золотое шитье на одеяниях здешнего епископа и его свиты. Недавно отремонтированные, еще не тронутые ни копотью, ни налетом времени мраморные стены и скульптуры собора Нотр Дам де Тор отсвечивали такой первозданной, непорочной белизной, что глаза начинали слезиться. Осеннее солнце дробилось в витражах розетки над распахнутыми воротами главного портала и в полукруглых окнах. Теплый ветер перебирал ленты и кисточки на знаменах гильдий, заставлял трепетать узкие длинные язычки разноцветных баннеролей местного дворянства, уносил ввысь сизоватый дымок горящего ладана.