Весы Лингамены
Шрифт:
– Кроме того, я увидел Наланду!
– И что, тоже взбунтуешься и потребуешь впустить тебя под Колпак?
– не удержался я от шутки.
– Но-но, я этого не говорил...
– чуть смутился Гелугвий.
– Товарищи, давайте попробуем разобраться, - попытался вернуть рабочую обстановку Штольм.
– Посмотрим, что у нас есть. Мы теперь в точности знаем, отчего процент сильно колебался. Это раз. И два - Ящер решил внести свои "коррективы", и сколько десятков лет теперь достигать нам прежних показателей...
– Штольм, мне кажется, как-то я уже
– Да, точно!
– отозвался Гелугвий за коллегу, прихлёбывая чай.
– Вот если бы мы знали, кто кем был в прошлых рождениях, мы бы мигом все данные проанализировали и поняли, что движет нашей залётной рептилией.
– "Если бы", да, - усмехнулся Штольм.
– Карма-то не знает сослагательного наклонения.
– Ну, ты ещё скажи, что эксперимент вообще бесполезен, потому как у нас на складе нет в наличии никакой "нулевой" кармы, не завалялась, видишь ли, и мы не в силах создать город "с чистого листа", - ответил Гелугвий и с вызовом воззрился на Штольма.
Тут у нас начался полный балаган, накопившееся напряжение, наконец, нашло выход, и наше поведение никак не напоминало учёных-выходцев из цивилизованного четвёртого тысячелетия. Скорее из какого-нибудь варварского 20-го века. Правда, мы в этот момент меньше всего об этом думали.
– "Нулевой" кармы нет, говоришь?
– и Штольм как-то странно уставился на Гелугвия. Затем вдруг резко схватил "машинку" и добавил:
– Вот я сейчас тебе этим "венцом прогресса" по голове дам, тут-то и конец всему! Ну, то есть - начало. Глядишь, и "нулевая" карма сразу появится!
– Но!..
– у Гелугвия на секунду округлились глаза, но он быстро совладал с собой и продолжил более спокойно: - Но в мире вот уже пятьсот лет как не совершается никаких умышленных злодеяний. Стало быть, не сможешь ты меня этим увесистым "венцом прогресса" по голове огреть, товарищ учёный!
– А что, может, получить "венцом" - это не отработанная карма твоя, которую ты пятьсот один год назад породил?
– не унимался Штольм.
– Вот как раз накануне приземления прошлого чешуйчатокрылого друга учёных?
– И что, по-твоему, все пятьсот, ах, ну, то есть, простите, пятьсот один год, карма, значит, в кустиках сидела в засаде, ждала своего звёздного часа? А потом как выскочит, и как пойдут клочки по закоулочкам?!
– съязвил Гелугвий.
Дарима уже отвернулась, прикрывая себе рот и пытаясь сдержаться, но её порывистое хихиканье раздавалось всё громче.
– Мужики, - не выдержал я, - но это же детсад какой-то! По-моему, очевидно, что если пятьсот один год назад Гелугвий не посеял таких семян, чтоб они сейчас проросли падающими на голову "машинками желаний", значит, Штольм при всём своём желании ударить товарища не сможет.
– Да, - поддержал меня Штольц, несколько обмякнув.
– Я и правда не могу. Хотя, может желания маловато, а?
– и он ехидно взглянул на Гелугвия.
– Довольно, довольно, - примирительно сказал последний.
– Давайте всё же поговорим о "нулевой" карме. Дарима, прости, что прервали. Так что ты можешь нам сказать по этому поводу?
Девушка к этому времени уже практически справилась с собой, мне лишь на миг показалось, что по её заострённому восточному лицу блуждает чуть заметная ехидная улыбка, которую выдавал мне блеск её родных карих глаз.
– Помните, я недавно вам уже говорила, что стопроцентно доказать существование причинно-следственной связи невозможно? Можно только просветлиться и тогда духовным зрением увидеть единую картину всего.
В ожидании новых откровений люди устремили взоры к говорившей.
– Под "нулевой" кармой вы понимаете некое изначальное состояние, которое вам хотелось бы запечатлеть в памяти вычислителей в надежде получить вожделенное доказательство. Хорошо. Но я вас спрошу: а как вы себе представляете это "нуль-состояние" всего?
– Честно говоря, вообще не представляем, - сказал Штольм.
– Расскажи нам.
– Я могу только пересказать, что в сутрах написано.
Дарима вздохнула, закрыла глаза и произнесла нараспев:
" Время от времени, монахи, наста ё т пора, когда по истечению длительного периода этот мир св ё ртывается. Когда св ё ртывается мир, то существа по большей части переходят в мир сияния. Там они находятся долгое, длительное время, состоя из разума, питаясь радостью, излучая собой сияние, двигаясь в пространстве, пребывая во славе.
Время от времени, монахи, настает пора, когда по истечению длительного периода этот мир разв ё ртывается. Когда разв ё ртывается мир, то появляется пустой дворец Брахмы. И тогда то или иное существо, оттого ли, что окончился его срок или окончилось действие заслуг, оставляет существование в сонме сияния и вновь рождается во дворце Брахмы " .
– Да, вот бы такая безоблачная ясность как в сутрах была у меня в мозгу!
– восхитился я услышанным.
– Но опять тут этот загадочный Брахма...
– Мне тоже нравится, - начал Гелугвий.
– Но даже если мир свёртывается, информация о том, что было, всё равно должна быть где-то записана. Должна где-то обитать.
– Хм...
– недоверчиво выпятил губу Штольм.
– А можно тебя спросить: кому же она это должна?
Гелугвий посмотрел на собрата по занятиям и почувствовал, что от работы их речевых аппаратов сейчас снова может разразиться бесполезный воздушный шторм.