Весы смерти (Смерть и золото)
Шрифт:
– Мисс Камберуэлл! Они схватили ее… – выдохнула она, голос ей не повиновался.
– Ты должен остаться здесь, – сказал Джейк, когда они бежали к «Свинке Присцилле», которая стояла на расстоянии чуть более полутора километров от окопов. – На рассвете будет наступление, ты нужен здесь.
– Нет, Джейк, я поеду, – ответил Гарет спокойно, но твердо. – Как ты можешь думать, что я буду сидеть здесь, когда Вики… – И прервал себя. – Я присмотрю за тобой отеческим оком, старина, – вернулся он к своему вечному ироническому тону. – А рас и его ребятки пусть испытают свою судьбу.
Пока
– Как бы то ни было, до рассвета мы должны вернуться. Если не вернемся, ты знаешь, что делать. Бог свидетель, за последние дни у тебя практики хватало.
Грегориус молча кивнул.
– Держись, сколько сможешь. Потом отходи вверх по ущелью, последний акт состоится там. Ясно? Надо продержаться до полудня завтрашнего дня. И мы можем сделать это независимо от того, есть у них паршивые танки или нет. Ведь можем?
– Да, Гарет, можем.
– И еще одно, Грег. Я обожаю твоего дедушку, как собственного брата, но не спускай с него глаз. Даже если для этого тебе придется его связать.
Гарет похлопал юношу по плечу, переложил взятую в бою итальянскую винтовку в здоровую руку и поспешил к броневику, на который Джейк уже подсаживал Сару.
«Свинка Присцилла» проезжала последние несколько сотен метров по крутому ущелью. Команды харари работали при свете факелов. Они находились здесь с вечера, с того времени, когда Гарет и Джейк услышали рев приближавшихся танков.
Несмотря на то, что все мысли Гарета были заняты Вики, он все-таки почти машинально отметил: рабочие команды справлялись с заданием хорошо. Противотанковые заграждения выше человеческого роста были сложены из самых больших, тяжелых валунов, которые только можно было спустить сверху. Оставалась лишь узкая щель, через которую и проехал броневик.
– Сара, скажи им, чтобы заделывали проход. На броневиках нам в ущелье больше не спускаться, – спокойно сказал Гарет.
Она передала его указания старшему, который стоял на самом высоком месте противотанковой стены, он сделал ей знак, что понял, и отвернулся, продолжая руководить работой.
Джейк выехал из естественных гранитных ворот ущелья, перед ними лежала блюдцеобразная равнина и город Сарди.
Город горел. Джейк остановился, они поднялись на броневик и смотрели на полыхавший огонь, который освещал темные подбрюшья облаков багровыми бликами.
– Жива ли она? – высказал вслух свои страхи Джейк.
– Если рас Кулла был там, когда ее схватили, то она мертва, – ответила Сара.
Повисло молчание. Мужчины вглядывались в ночь, охваченные яростью и ужасом.
– Но если он прятался в горах, как это у него в обычае, и ждал, когда его люди одержат победу, чтобы явиться к ним только потом… в этом случае они не осмелятся начать казнь без него и лишить его удовольствия посмотреть, как работают его дойные коровы. Я слышала, что они своими маленькими ножами могут снять кожу с человека с головы до пяток, а он будет жить еще много часов.
Джейк содрогнулся.
– Я думаю, нам пора двигаться,
Пока Грегориус Мариам пробирался обратно на передовую, в небе, казалось, блеснули лучи обманного рассвета.
Рядом с узкими окопами шевелились темные фигуры, один из телохранителей раса, несший чадящую парафиновую лампу, с облегчением приветствовал Грегориуса.
– Рас спрашивал вас.
Грегориус последовал за ним по траншее, осторожно ступая между людьми, вповалку спавшими на грязном дне окопа.
Рас сидел, завернувшись в одеяло, в одном из больших окопов, расположенном чуть в стороне от главной траншеи. От дождя его прикрывали лоскутья кожаного шатра, перед ним дымил маленький костерок. Тут же находилось человек двенадцать его офицеров. Когда Грегориус опустился на колени, рас поднял глаза.
– Белые люди ушли? – спросил рас и закашлялся сухим старческим кашлем, от которого сотрясалось все его тщедушное тело.
– Они вернутся на рассвете перед наступлением противника, – кинулся на защиту Грегориус и объяснил, чем вызвано изменение планов.
Рас, не отрывая глаз от огня, кивнул, а когда Грегориус умолк, заговорил ворчливым, недовольным тоном.
– Это знамение, я по-другому это и не рассматриваю. Слишком долго слушал я советы англичанина, слишком долго сдерживал пламя, бушующее у меня в груди, слишком долго я отступал, как трусливый пес. – Он снова мучительно закашлялся. – Хватит бегать от врага! Пора сражаться! – Приближенные раса гневно заворчали и придвинулись к нему. – Иди к своим людям, разбуди их. Пусть огонь зажжется в их душах, пусть сталь засверкает в их руках. В бой мы пойдем, как ходили сто лет назад, тысячу лет назад. Скажи им, пусть слушают мои боевые барабаны. – Сдержанный рев вырвался из глоток приближенных при этих словах. – Скажи им, что барабаны зазвучат на рассвете, а когда умолкнут, мы пойдем на врага.
Рас поднялся и стоял перед ними обнаженный, одеяло с него упало, старческая грудь ходила ходуном от бурлившей в нем ярости.
– Я, рас Голам, выйду на врага и погоню его обратно в пустыню, опрокину в море, откуда он явился. И каждый, кто называет себя мужчиной, кто называет себя харари, пойдет со мной…
Голос его утонул в воинственных кликах его офицеров, и рас засмеялся раскатистым, почти безумным смехом.
Один из приближенных протянул расу кружку с теем, он осушил ее залпом и перевернул над костром.
Грегориус встал и успокаивающим жестом положил руку на плечо старика.
– Дедушка…
Рас повернулся к нему, его глаза в склеротических прожилках горели бешеным огнем.
– Если ты хочешь сказать мне жалкие женские слова, то проглоти их, и пусть они забьют тебе легкие, пусть обратятся в яд.
Рас посмотрел на внука, и Грегориус вдруг понял.
Он понял, что собирается сделать рас. Он был стар и мудр, он знал, что его мир уходит, что враг слишком силен, что Бог отвернулся от Эфиопии, что мужественное сердце и крепкая рука уже ничего не значат, что его ждет поражение, позор и рабство.