Весы
Шрифт:
– Куда? В Мехико? За визой в маленькую Кубу?
– Да, – ответил Ли.
– И ничего не сказал кэпу Дэйву? Это нехорошо, Леон.
– Вы не говорили, чего от меня хотят. И я действую, как могу.
– Они знают, что ты уезжаешь. Следят очень внимательно. Я лично приставлен к этому делу. Леон, какая сейчас Куба? Мы еще не закончили работу.
– В общем-то, я планирую вернуться.
– Естественно, ты вернешься. Знаешь, почему? Американцам так просто визу не дают. К тому же ты хочешь вернуться. Хочешь закончить свое дело.
– Чего от меня хотят?
–
– Вы знаете. А я – нет.
– Ты знал почти с самого начала. Наверное, даже раньше, чем я. Пришел на болота стрелять из своего «нам-ли-хера». Ты в курсе, на чьей мы стороне. Знаешь, что мы не выберем мишень на твой вкус. Но ты захотел прийти. Наверное, поймал идею из воздуха. Я искренне верю, что в этом ты лучше меня.
Через зал прошел негр в высоких сапогах. Йо-йо, которые он продавал, сверкали в темноте.
Ферри уговорил Ли перекусить вместе с ним. Если он так хочет, Раймо отвезет его завтра в Хьюстон. Сэкономишь на автобусе. Прокатишься с комфортом на семейном автомобиле.
Они ели омлет дома у Ферри. Под кухонным столом хранилась взрывчатка. Ферри сидел в своей куртке и говорил, размахивая вилкой:
– Я просмотрел материалы по «Справедливости для Кубы», которые ты хранишь в доме 544. И заметил то, чего не замечал ты. Весы никогда не замечают того, что к ним относится. Официальный символ комитета «Справедливость для Кубы» – вытянутая вверх рука, которая держит весы. Две чаши, подвешенные на жестком стержне. Куда бы ты ни шел, они рядом. На чью сторону склонится Леон?
– Я не знаю, чего от меня хотят.
– Знаешь, конечно.
– Тогда скажите, где это будет.
– В Майами.
– Мне это ни о чем не говорит.
– Ты знаешь уже давно.
– Что будет в Майами?
Ферри помолчал, дожевывая кусок, и ответил:
– Возьмем две параллельные прямые. Одна из них – жизнь Ли X. Освальда. Вторая – заговор с целью убийства президента. Что соединяет их? Что делает их связь неизбежной? Третья прямая. Она родилась из грез, видений, предчувствий, молитв, из глубочайших недр личности. Ее создали не причина и следствие, как две первые прямые. Эта линия идет наперекор причинной связи, наперекор времени. У нее нет истории, которую мы могли бы распознать или понять. Но она соединяет прямые. Ведет человека по пути, данному судьбой.
25 сентября
Ли проснулся на диване где-то за полночь. Очнулся резко, почти сразу. На книжной полке стоял телевизор, изображение беззвучно дергалось. Он слышал, как в ванной плещется Ферри. Все вокруг пропахло гашишем – волосы, одежда, обивка дивана.
Ферри появился в комнате нагишом. Брови и парик исчезли. Печальный, одутловатый и бесцветный, он шагнул из освещенного коридора в мерцание телевизора. Он напомнил кого-то из страны «нудо» – бритое обнаженное тело в токийской кабинке, голый монах, которому платишь за то, чтобы с ним сфотографироваться, бесконечные вариации на тему наготы, сатира для туристов. Ферри казался нечетким, полустертым. Заметил ли он, что глаза Ли открыты?
Он
Ферри присел на край дивана, повернулся и положил руку поверх рубашки на живот Ли, положил руку на Хайдела, придвинулся ближе, от него резко пахло жидкостью для полоскания рта.
– Людям нужно быть добрее друг к другу.
Его рука скользнула вокруг талии. Распускает руки, подумал Ли. Старое выражение, так они говорили в старших классах школы, так девочки говорили о мальчиках. Он распускает руки.
– Нужно быть добрее, – прошептал кэп Дэйв.
Кажется, он вытянулся вдоль дивана, пристраиваясь позади Ли. Рука, обхватившая его за талию, медленно сдвинулась к штанам. Ли не позволит расстегнуть ремень. Они сцепились на мгновение и боролись за пряжку, не меняя поз. Ли не открывал глаза. Их руки боролись и хватали друг друга. Ферри оказался сильным. Одной рукой он удерживал запястье Ли. Когда берешь чье-то запястье обеими руками и скручиваешь в противоположные стороны, это называется «крапивка». Еще одно словечко со школьных времен.
– Нужно быть добрее, добрее, добрее…
Теперь он давил всем телом. Рука вроде бы угомонилась. Ли крепко сжал ноги. Глаза по-прежнему были закрыты. Щека прислонялась к грубой обивке. Ферри тяжело дышал над ним, покрывая своим дыханием голову и шею.
Спрячь в «Ли» букву «Л».
Никто не увидит.
Затем он ощутил, как влага просочилась сквозь штаны. Постарался не принимать это близко к сердцу. Ферри отодвинулся, дал ему полотенце, затем надел халат. Все это в темноте.
– Когда вернешься в Даллас, обязательно зайди в несколько мест.
– Я поеду в Мехико.
– Ну, когда вернешься. Есть местечко под названием «Музыкальный бар Джина». Зайди как-нибудь вечерком. Или в «Комнату века». Говорят, только открылась.
– Зачем?
– Познакомиться с людьми.
– С какими?
– С какими хочешь. Лично я не знаю далласских баров. Поэтому говорю с чужих слов. Не ходи в «Праздник». Там грубые посетители. Не для тебя, Леон.
– Не понимаю, к чему вы.
– Понимаешь. «Музыкальный бар Джина» – первый по списку. Тебе непременно нужно посмотреть, чем там занимаются. Расскажешь, что и как.
Появился гашиш.
– Гашиш, – произнес Дэвид Ферри. – Очень интересное слово. Арабское. От него произошло слово «асассин».
Джек Руби любил по утрам свежевыжатый сок. Он покупал сразу восемь грейпфрутов, с суровым видом вынимал их из корзины, будто бы только они и могли спасти ему жизнь. Грейпфруты были распиханы по всему холодильнику. Ему нравилось шлепнуть по боку хорошего грейпфрута. Надежная штука. Джек любил взвешивать его в руке. Выжимание сока ассоциировалось у него с заплывами в бассейне или поднятием тяжестей. В свободное время он был помешан на спорте.