Ветер и крылья. Вечное небо
Шрифт:
– Насколько?
– в животе у Лоренцо возник и начал смерзаться ледяной ком.
– Именно. Нам придется выбирать - мать или ребенок.
Лоренцо окаменел. Страшный выбор. Жуткий даже...
– А сама Динч?
– Она в беспамятстве. Если не выбрать сейчас, умрут оба...
Лоренцо прикусил губу. Как тут выбрать? Вот как!? Если бы Динч могла... но решение придется принимать ему. Здесь и сейчас...
Решение... разговор с Мией...
– Ты беременна, а этот подонок...
Мия улыбнулась и погладила живот.
– Энцо... это же мой ребенок!
– Даже несмотря на то, что сделал этот урод?
– Мой малыш не виноват. Малышка, как мне кажется... и я ее люблю. Я умру за нее, Энцо, если понадобится. Я уже люблю ее так, что самой страшно...
Мия не колебалась бы, выбирая между собой и ребенком. Энцо был в этом уверен. А значит, и Динч.
– Ньор Рефеллли, спасите ребенка. Умоляю. Динч мне никогда не простит, если она выживет, а малыш умрет.
Марио медленно кивнул. Он ожидал такого ответа. Но... это был не первый случай в его практике. И лекарь поспешил наверх.
Минута, две.... Почему-то иногда минуты становятся длиннее часов. И вот - детский крик...
Энцо переглянулся с остальными мужчинами. Фредо вздохнул, налил вина себе, подвинул второй кубок племяннику.
– Залпом.
– Спасибо.
– Ты правильно выбрал, мальчик. Это страшно, но... ты поверь, если б я выбирал... я бы то же самое сделал. Иначе меня жена растерзала бы потом на кусочки.
Паскуале кивнул. Зеки-фрай сделал сложный жест рукой.
– Судьба. Кисмет...
Лоренцо вылил в себя вино, не ощутив ни вкуса, ни крепости - и отправился наверх.
Динч лежала под покрывалом. Бледная, черты лица заострились, волосы слиплись от испарины, но именно сейчас, в смерти, она обрела красоту и тихое достоинство.
В руках у ньора Рефелли копошился, попискивал маленький комочек.
– Дан Феретти...
Судя по лицу, ньор Рефелли ожидал худшего. Но чего?
– Что случилось, ньор?
Неужели ребенок родился... с клыками? Или когтями? Или еще что-то?
Ньор Рефелли выдохнул - и протянул Лоренцо ребенка. Тот взял маленький сверток. Такой хрупкий... страшно даже представить... и из свертка на него взглянули угольно-черные глаза. И орлиный нос, и черные, словно смоль волосы...
Если это его ребенок... нет, вряд ли!
– Значит, она все же это сделала, - Зеки-фрай вздохнул рядом. Когда он только успел подняться наверх.
– Что успела?
– Динч не могла забеременеть от тебя, как ни старалась. И решила попробовать один раз, с кем-то другим... ну и видимо - вот.
Лоренцо посмотрел на мертвую женщину. На малыша. Снова на Динч.
– Ньор Рефелли, вы же подтвердите в магистрате, что это мой ребенок? Дженнаро Феретти. Дан Дженнаро Феретти.
Марио молча поклонился. Такого благородства он не ожидал. Не ожидала его и Мария, которая вытирала слезы за ширмой. Останься Динч жива - за обман Мария сама свернула бы ей тощую шею. Но... она умерла, ребенок жив, и Лоренцо мог сделать с ним что угодно. Выкинуть в канаву. Сдать в приют, отдать монахам, нищим, на усыновление или просто убить... он не обязан был давать свое имя чужой крови. Но все
Он это сделал. И не просто дал имя - усыновил.
Мальчик не просто вырос. Не просто стал мужчиной. Он - настоящий человек.
К Мие Лоренцо смог попасть только спустя сутки. До магистрата - и то едва добрался...
Сил просто не было. Упасть - и уснуть.
Даже похороны состоялись без него. Их взял на себя Паскуале, решив, что так будет проще и лучше. Племянник молодец и умница, но ему и так тяжело пришлось. А потому...
Кормилица, нянька, достойное погребение, письмо Маньяни...
Пусть Лоренцо хоть немного отдохнет.
Глава 7
Адриенна
– Милый, родной, любимый...
– Обожаемая моя, любимая... Ческа...
Два тела сплетались на кровати в любовной игре. Франческа старалась, как могла, извивалась, имитировала страсть, сыпала признаниями...
Пока был жив Филиппо Третий, шансов у нее не было. Но сейчас....
– Как я мечтаю родить от тебя ребенка!
– Ческа, милая... может быть, потом...
– Впрочем, скоро у тебя будет ребенок. Это так чудесно, милый! Дети... они такие милые...
Как-то сложно было описывать малышей. Эданна Вилецци искренне считала, что от них одни проблемы. Они орут, гадят, они вообще... что такое ребенок? Радость и счастье?
Вот и неправда ваша! Ческа точно знала, что ребенок - это гадкая и мерзкая личинка человека. Сначала она растет внутри, высасывая все хорошее из матери... достаточно на королеву посмотреть - жуть жуткая...
Потом его надо кормить... хорошо, есть кормилицы, и знатной даме не надо портить грудь, но все равно - гадость, гадость, ГАДОСТЬ!!! И жди, пока оно созреет, поумнеет... и когда еще это произойдет?*
*- все претензии к эданне Франческе. Такое вот у нее мнение о детях, прим. авт.
Отвратительно... еще и что там вырастет? Вдруг вот такой Филиппо? Дурак дураком, только и того, что король?
– Да, - расплылся в улыбке Филиппо
– Обещаю, я буду любить его! Это будет твой сыночек... твоя кровиночка... ты же разрешишь мне с ним играть?
Филиппо нахмурился.
– Полагаю, Адриенна будет против.
– Но ты же король! Ты можешь приказать!
Приказать Филиппо мог. Но... предсказать - тоже. Особенно реакцию Адриенны. И жить как-то хотелось... чувство самосохранения прямо-таки орало в голос.
– Ческа, любимая...
– Я... Филиппо, я ТАК несчастна! Я не могу родить от тебя, а ты мне отказываешь даже в праве нянчить твоего сына!
Слезы полились потоком... надо бы сказать - горохом посыпались, но это так простонародно, а потому - жемчугом посыпались на простыню, оставляя на ней мокрые пятна, и Филиппо не выдержал.
– Хорошо, любимая. Я разрешу тебе... обещаю...
– О, Филиппо!
И Ческа кинулась ему на шею.
Так-то! Хоть королеве насолить! А потом... потом и будет видно! И чья возьмет, и что с ребенком делать... она умная, она разберется.