Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню
Шрифт:
– Помолчите! – Савиньяк махнул рукой, подзывая драгун. – Бертольд, когда доберетесь до квартиры, обеспечьте господину Укбану те же условия, что в Дарвиле.
Укбан понес какую-то чушь, но Ли уже не слушал, и бывшего во всех смыслах губернатора уволокли вместе с мерином, рубином и недоумением.
– Я ведь тебе говорил, – напомнил о себе Салиган, – что блох из Шарли надо вычесывать, не дожидаясь наследника? А то разбегутся.
– Не говорил, но ты прав.
– С блохами или с расстрелянием?
– И с тем, и с другим.
Расстрелять красавца в самом деле было бы неплохо, но Рокэ нужно пугать воспрянувших ызаргов, а Укбан будет просто отменно выглядеть на эшафоте. Хуже, что по провинциям отсиделась уйма дряни, не успевшей ни сбеситься, ни
– Не грусти, – внезапно потребовал дукс, поправляя запрещенную в свободной Данарии перевязь со шпагой, – ты еще молод, и у тебя все впереди, в том числе и кот. Прощай, дальше я еду один. Будь счастлив и помяни меня в своих молитвах или поручи кому-нибудь. Дювье, например, тот точно молится.
– А Джанис разве нет?
– Ты его раскусил, ты прекрасен! Пожалуй, я завещаю тебе гайифское бюро, оно сейчас в нашей с Рокэ домовой церкви, но если я уцелею, вы оба не получите ничего, кроме счастья.
Смотреть в спину уходящим всегда невесело, но Ли следил за удаляющимся всадником, пока тот не скрылся в серо-зеленом распадке. Чуждая сантиментов Проныра извернулась и прихватила замечтавшегося всадника за сапог, она не желала топтаться на месте. Она была права, как сам Кабиох.
Желающие проводить графиню Савиньяк присоединились к кортежу у переезда через речку, столь заснеженную, что вспомнить о ее существовании мог только Валентин. Опекающую дев маркизу сопровождали Валме с собакой и Рафле, встреча вышла бурной и при этом милой, но потом мать заговорила с Леоной о переводах с кэналлийского, а Придд ухватил разжившуюся недурной лошадкой Иоланту. Гизеллы не было, и повеселевший Арно решил присоединиться к Валме, но тут компанию догнала приотставшая Айрис Хейл. Вежливость требовала предложить свою помощь, и виконт предложил.
– Что-то с Моной? – участливо спросил он.
– Скорее со мной, – засмеялась девушка. – Я становлюсь ужасно хитрой, мне не хотелось теряться в общей куче, и я не потерялась. Отстанем?
– Почему нет? – не удержался от улыбки Арно. – Мать о кэналлийских песнях может говорить долго.
– А Валме может говорить вообще обо всем… Вы думаете, я влюблена?
– Упаси Леворукий, – фыркнул виконт. – То есть… Первыми должны влюбляться мужчины.
– И вы не влюблены?
– Ну…
– Вы сами не знаете. Я тоже. Мне хочется вас видеть и с вами болтать, мы могли бы отлично проехаться, если б было лето и не было этого… придворного хвоста, но я без вас не зачахну, а вы не станете прижимать к сердцу мою ленточку.
– У меня ее нет!
– А я и не дам!
– Не беда, я могу прижимать любую ленточку и все равно думать.
– Обо мне?
– Иногда.
– А иногда о Гизелле, Марии, Иоланте и жуке!
– Еще о девицах Варнике… Зря я это затеял, им в их Кабаньем Логе веселее.
– Ничего, тут тоже жить можно. Мы скоро обнюхаемся. Как лошадки на новой конюшне, да и весна начнется, а на лето двор всегда куда-то выезжает…
– До лета четыре раза сбесишься… Тьфу ты, я же должен быть куртуазен!
– Со мной можно и так, у меня отец с братьями в кавалерии.
– Спасибо.
– Пожалуйста.
– Э-э… – Вроде тут все чисто, но мать зря предупреждать не станет, и о Сэль с Мелхен забывать нельзя, мало ли… – Какая у Иоланты хорошая лошадь, даже удивительно.
– И вовсе нет, у нас все лошади хорошие.
– Так это ты?! Простите, сударыня, так это ваш конь?
– Вот только не надо назад, мне тебя на «вы» тоже называть трудно. Чижика Иоланте одолжила я, но восхищаться не надо, я из корысти.
– Вот как?
– Ну и назло немножко. – У некоторых просто уморительные гримаски получаются! – С Иолантой у Гизеллы не выйдет уводить за собой всех всадниц, а графиня Тристрам будет сидеть со своей Марией на софе и
– Домой?
– Больше некуда. – А ведь она в самом деле может удрать! Просто взять, сесть на лошадь и удрать… – Я очень хотела посмотреть Марикьяру, но Гизелла меня теперь знать не желает.
– Марикьяру лучше смотреть в… другой компании.
– Мне тоже так кажется. В конце концов, можно съездить к тете, раз уж меня назвали в ее честь… Мы к ней почти собрались, но тут пришло приглашение ко двору, и родители страшно обрадовались. Кто ж знал, что сгребают всех. Как сено… Хоть бы уж в нем наперстянки не оказалось.
…На истоптанный снег косо серые тени ложатся…В спину бить – у беды на Изломе в привычку вошло.И опять остается одно: стиснув зубы, держаться —И не сметь показать никому, как тебе тяжело.И не выдать, как плохо тебе. И не сметь пошатнуться…Даже зная: придется теперь сжиться с этой бедой.Ты поверил: тому, что в Закате горит, не вернуться —А оно из глубин встало вновь, как туман над водой.Как над черным и стылым окном полыньи – пар морозный…Тень чудовища… Кто же мог ждать, что она оживет?Значит, делай, что должен: с судьбой шпагу скрещивать поздно.Как ни больно – до судорог – снова вмерзать сердцу в лед.Улыбаться тебе тоже будет отныне труднее…На войне – там хотя бы все просто: есть враг – и есть бой.…Тонок лед под ногой. Он – холодный, но смерть холоднее.И она нынче вновь разминулась лишь чудом с тобой.«Я привыкну», – звучит это страшно. А выстоять надо…Но, назло и судьбе, и недоброй ее ворожбе,Те, кому ты стал дорог, с тобой на сей раз будут рядом —И схватиться с бедой одному не позволят тебе.Друг шагнет в темноту, заслоняя тебя от удара.Друг подставит тебе, слов ненужных не тратя, плечо…И она ослабеет – давящая хватка кошмара.И поймешь ты: винить себя тут ты не вправе ни в чем.Сможет слишком замерзшее сердце, оттаяв, согреться.Неужели ты в этом опять усомнился, скажи?Как и в том, что, когда сердцу есть на кого опереться,Много легче и верить в весну, и сражаться, и жить…