Ветер, кровь и серебро
Шрифт:
— Я и раньше так делала, помнишь?
Кристина обернулась, наблюдая за за реакцией Натали: та большими глазами смотрела на золотистую воду, но страха на её лице уже не читалось — его место заняли интерес и восхищение. Она, не отрывая взгляда, неосознанным движением протянула руку к воде, но вдруг очнулась и отдёрнула. Тогда Кристина, улыбнувшись, опустила два пальца в воду. Та из золотистой мгновенно стала зеленоватой с жёлтыми разводами, затем цвет сменился на насыщенный синий, чуть побледнел, и вдруг вода сделалась белой-белой, как бескрайние снежные поля ярким зимним
Натали смотрела, раскрыв рот, глаза её блестели, а Кристина чуть посмеивалась, то и дело щёлкая пальцами под водой. Она уже вполне остыла, и стало прохладно, но останавливать эти милые глуповатые фокусы Кристине не хотелось. Вода каждые несколько мгновений меняла цвет, переливалась всеми оттенками радуги, искрилась, и от этого стало чуть легче, спокойнее на душе, и смеялась она искренне, но всё же… Эта чёртова тревога была будто игла, засевшая в сердце и колющая его при каждом движении.
Приняв ванну, Кристина решила не тянуть и заняться заклинанием тут же. Поделилась своими опасениями с Натали, и та поддержала её идею, мол, нечего терзать себя догадками, лучше сразу узнать наверняка. Правда, живот уже начало подводить от голода: перед посещением церкви было не принято есть, и весь сегодняшний обед Кристины составили лишь пара виноградинок и глоток слабого вина. Но еда подождёт, важнее выяснить, как дела у Берты.
Кристина быстро оделась и попросила Натали посидеть рядом: заклинание может оказаться слишком тяжёлым, и ей нужна поддержка. Девушка осторожно взяла госпожу за руку, в глазах её вновь заплескался страх.
— Вы давно магией не занимались? — догадалась она.
— Да, как-то не до этого было… — пожала плечами Кристина, стараясь расслабиться, успокоить дыхание и чересчур разогнавшийся стук сердца. — Хотя я иногда ради интереса листала книги с заклинаниями и рунами. Это поисковое заклинание как раз там нашла. Оно завязано на вещи: нужно думать о ней, представлять её, ни на что не отвлекаясь, и мысленно искать там, где хочешь найти. Тогда магия подскажет тебе верный путь.
Натали кивнула и сильнее сжала её пальцы, другой рукой приобняв за дрожащие от волнения плечи.
Кристина села поудобнее на край мягкой кровати и закрыла глаза. Руна, руна… Деревянная круглая пластинка на чёрном шнурке. На пластинке выжжен знак, похожий на два скрещенных трезубца с ромбом посередине. Эта часть кружочка покрыта золотистой краской, насколько Кристина помнила, уже почти стёртой временем. Руна лежала в её сундуке с магическими безделушками довольно долго, ожидая своего часа, и вот наконец ей выпал шанс принести пользу… Удачный ли?
Кристина представила этот амулет сначала в своих руках, потом в руках Альберты, которая улыбнулась и уверенным жестом надела его себе на шею. Оно и к лучшему: чем ближе защитная магия к сердцу, тем больше шансов, что сможет помочь.
Кристина надеялась увидеть руну где-то рядом с Бертой, у неё в руках или на груди, но отчего-то вдруг узрела унылый, мрачный, пугающий пейзаж: тёмная чаща, поваленные деревья, поросшие мхом, полусгнившие пни… Грязная, раскисшая дорога, покрытая прошлогодней коричнево-серой листвой… Свежая трава вокруг отчего-то
Руна лежала в этой грязи, шнурок её был перерезан, а деревянная пластинка — забрызгана кровью. Сердце пропустило удар и забилось в два раза быстрее, Кристину словно ушатом ледяной воды облили. Она невольно сильнее сжала руку Натали и почувствовала, как та гладит её по плечу. Глаза горели, магия жгла её сердце, но останавливаться, не выяснив, что произошло с Бертой, было нельзя.
С другой стороны, стало безумно страшно. Кристина не хотела смотреть, хоть и должна была. Наверняка случилось что-то ужасное, непоправимое, доводящее до слёз и отчаяния, но ради того, чтобы узнать лучше, помочь, если ещё есть смысл, дать соответствующие указания, Кристина была готова потерпеть. Она взяла себя в руки, чувствуя, как жжение усиливается.
Но вокруг не было ничего: ни трупов, ни отломанных частей доспехов, ни чего-то ещё, что могло бы выдать то, что здесь была битва. Джойс, конечно, мог замести следы… Но хоть что-то должно же быть! Хоть какая-то подсказка!
Впрочем, наверное, этой окровавленной руны достаточно. А если учесть, что герцогиня Вэйд ни письма не прислала, ни сама не вернулась, то всё сходится.
— Берта… — выдохнула Кристина.
Глаза всё ещё жгло, только уже не магией, а слезами. Внутри всё холодело, сердце неслось с бешеной скоростью, а в разуме упорно пульсировало: «Не верю!»
И правда, нужно всё проверить самой. Точнее, послать людей, чтобы обыскали ту местность, перекопали эту грязь или поискали следы от костра… Если там и впрямь было сражение, окончившееся не в пользу Альберты, то Джойс бы постарался уничтожить трупы, но полностью следы не заметёшь. Какой бы глубокой ни была могила, в какой бы мелкий пепел ни обратился погребальный костёр, всё равно хоть что-то, да найдётся. А если нет… Остаётся только верить в лучшее и ждать.
Но следы крови на деревянной пластинке с выжженной руной говорили о том, что верить особо-то и не во что.
Кристина очнулась, лишь когда оказалась прижатой к груди Натали, и поняла, что безутешно рыдает.
Глава 8
Корабль чуть покачивался на волнах Эримского залива — главного порта Фарелла, из которого вела прямая дорога в столицу, Льорке. Только вот пока эта дорога была для них закрыта. Сразу же по прибытии драффарийских кораблей в порт выяснилось, что просто так сойти на сушу послы не могут, что для этого нужно подписать какие-то документы, а их составление займёт некоторое время…
Фернанд, конечно, тут же смирился и заявил, что они готовы ждать сколько угодно. Хотя Генрих изо всех сил намекал ему, что стоило бы проявить хоть немного твёрдости характера и дать понять, что ждать — это, мягко говоря, нежелательно.
Ему всегда казалось, что король не умеет отказывать, но теперь он в этом убедился наверняка. Тогда он сам попытался как-то разрешить ситуацию, ускорив составление всех договоров и обеспечив им выход на сушу, но всё оказалось тщетным. Слово Фернанда для фарелльцев было выше слова Генриха, а Фернанд согласился ждать.