Ветер, кровь и серебро
Шрифт:
Джойс в мгновение ока извлёк из ножен кинжал и нехотя, будто играя, полоснул по её горлу — как раз тому месту, которое не было защищено кирасой.
Берта ещё секунду стояла, опустив голову и наблюдая, как из раны хлещет фонтаном кровь, заливая кирасу, лезвие меча и грязную землю под ногами. А потом тяжело рухнула, поняв, что боль и усталость наконец ушли. Лишь чувство вины и осознание полной несправедливости произошедшего никуда не делись.
Джойс случайно задел шнурок с руной — он, разрезанный, скользнул вниз и упал на грязную, пропитанную кровью землю. Руна слабо
Заметив это, Альберта напоследок улыбнулась уголком губ и закрыла глаза.
Кристина вышла из церкви в полдень, ведя за руку Джеймса и испытывая слабое, едва тлеющее в душе облегчение. В этом маленьком деревянном храме, стоящем на самой окраине Нижнего города возле старого кладбища, ей и впрямь понравилось больше, чем в замковом храме Эори. Здесь пахло свежей древесиной — эта церквушка была отстроена недавно — и совсем слабо — ладаном и чадом от свечей. Помещение было совсем крошечным и прохладным, потолок под единственным куполом оказался очень низким, да и скамеек тут стояло совсем немного. Впрочем, наверное, их всегда хватало на всех прихожан.
Настоятель этого храма, довольно пожилой, с небольшой седой бородкой, смотрел внимательно, одновременно и строго, и по-доброму. Он выслушал всё, что рассказала ему Кристина, задавая уточняющие вопросы, направляя её слова в нужное русло, когда она сбивалась. Озадаченным или взволнованным он не выглядел, будто то, что рассказывала женщина о своём сыне, было для него в порядке вещей. Однако она очень сомневалась, что дети крестьян — наиболее частых прихожан этого храма — могли вести себя так же, как Джеймс.
Священник сказал, что об одержимости и речи быть не может — люди, в которых вселяются демоны, ведут себя иначе. Правда, Кристина в принципе не особо верила в одержимость и существование демонов, но всё же она выдохнула с облегчением. Кто знает, на что способны те таинственные силы, что управляют магией в этом мире…
Священник посоветовал не воздействовать на ребёнка этой самой магией, быть с ним прямей, честнее, взыскательнее, но в то же время всячески выражать свою любовь и не ждать от него ответных чувств — он, в конце концов, ещё мал для того, чтобы проявлять их в полной мере.
— Господь вам поможет, — напоследок сказал священник, — он любит нас, своих детей, и мы по его примеру должны любить своих несмотря ни на что. Если они будут разумны, а это зависит лишь от нас, — они рано или поздно ответят нам.
Кристина была благодарна ему. Никаких угроз и запугиваний, мягкие, сострадательные слова — то, в чём она нуждалась, чего всегда ждала и чего никогда не получала от священников из замкового храма. Значит, Грета была права. Надо, наверное, меньше им денег давать на «благоустройство» — скорее всего, на благоустройство своего кармана…
Джеймс сегодня был на удивление спокоен, не капризничал, не тянул её за руку, даже улыбнулся, когда увидел в свежей зелёной траве россыпь ярко-жёлтых одуванчиков. Очень хотелось верить, что слова священника о том, что его поведение ранит маму так же больно,
Держа Джеймса за руку, с небольшой охраной позади, Кристина неторопливо шла по улицам Нижнего города — это не совсем соответствовало её статусу, столь долгий путь от окраины города до замка ей следовало проехать верхом… Но ей так хотелось именно пройтись, размять ноги и порадоваться весеннему яркому солнцу, свежему ветерку и общему обновлению мира. Ослепительно белые облака неспешно плыли по светло-синему небу, а невысокие тонкие деревца, на ветвях которых чирикали воробьи, чуть качались и шуршали листвой. Солнце пригревало довольно сильно, отчего стало чуть жарко в платье из синей шерсти и в белом лёгком крузелёре.
Кристина обмахнула себя кистью руки. Если бы ещё и Генрих был дома, она была бы совсем счастлива.
Путь её лежал через торговые ряды гончаров — среди двухэтажных домов, первые этажи которых занимали лавки с горшками, тарелками, кувшинами, иногда даже кирпичами, а на вторых этажах жили сами ремесленники с семьями. Кристина иногда поглядывала в открытые двери и окна лавок на товар, пытаясь вспомнить, нужна ли в Эори новая посуда, кувшины или горшки для цветов. Надо будет у управляющего спросить — все важные хозяйственные дела мгновенно испарились из её головы.
Она бросила совсем короткий взгляд на одну из лавок, но и его хватило, чтобы сердце пропустило удар. У входа в лавку Кристина увидела тонкую, маленькую фигурку девушки — такую знакомую, такую… родную, что ли…
Они не виделись несколько лет, но Кристина ни капли не удивилась тому, что узнала её сразу. Натали, конечно, повзрослела — сейчас ей года двадцать два, не меньше. И тем не менее она оставалась всё той же, какой была тогда, когда Кристина видела её последний раз: длинные светлые волосы, убранные в аккуратную косу, голубые глаза, лёгкие, почти порхающие движения… Во взгляде девушки читалась некоторая озадаченность, и вообще выглядела она хмурой, но всё же от неё по-прежнему веяло весенним теплом.
Да, они не виделись много лет, и поэтому Кристина оставила Джеймса под присмотром начальника охраны, велела ждать её и бросилась к Натали, боясь потерять её из виду. Слава Богу, та задержалась у лавки — наверное, подсчитывала деньги или раздумывала, что ещё ей нужно купить… «Стой, пожалуйста, стой, — повторяла Кристина про себя, осознавая, что скрипит зубами, чтобы не позволить слезам пролиться из глаз. — Ты так нужна мне, я так боюсь снова потерять тебя…»
Натали её не видела — как только Кристина узнала её, девушка повернулась спиной, но леди Коллинз-Штейнберг всё же была уверена, что не ошиблась. Её лицо она бы не спутала ни с чьим. На Натали было простое тёмно-зелёное платье, а на светлых волосах красовался серый чепчик. В руках она держала корзину, а через плечо её была перекинута грубая коричневая сумка.