Ветер над сопками
Шрифт:
– Как хоть добрался? Что там, в Мурманске, происходит? По радио говорят – бомбили? – озабоченно нахмурился Каленников.
– Да вот добрался кое-как. Военкомат мурманский помог! Быстро группы сформировали и по частям отправили. – Речкин несколько расслабился от хлебосольного приема, но старался держаться строго, и в манерах, и в общении. – Бомбардировка была. Но не сам Мурманск бомбили, а станцию в Коле. А в городе все тихо вроде, по-старому. Только военные туда-сюда катаются, да молодежи на призывных пунктах много…
На столе неожиданно, словно выстрел, затрезвонил телефон. Каленников
– В штаб 14-й дивизии вызывают, – сказал Иван Иустинович, положив трубку. – Теперь с ними взаимодействуем! Из состава дивизии на границу выдвинут 95-й стрелковый полк, артиллерию подтягивают, так что на границе вы теперь не одни!
– Товарищ майор, – немного помявшись, обратился к Каленникову Речкин, – а в целом как обстановка?
– Обстановка? – задумчиво протянул майор, взглянув на наручные часы. – С момента твоего отъезда не изменилось ровным счетом ничего… На границе спокойно… Но сам понимаешь – финны есть финны… Можно ждать чего угодно…
Каленников, уперев могучую руку в стол, поднялся со стула, выгнул спину, покручивая широкой бычьей шеей. Вслед за ним подскочил и Алексей.
– Все, пора мне! – протянул майор через стол свою богатырскую пятерню, которую Речкин охотно пожал. – В курс дел тебя введет подробнее Круглов! Вчера провел совещание с начальниками застав, так что ему есть, что тебе рассказать!
– Разрешите идти? – вытянулся по стойке «смирно» Алексей.
– Ступай! Отметься у дежурного по отряду, скажи, чтоб предупредили начштаба и машину мне подали! И будь осторожнее в пути, Алексей Макарыч! В сопки заходи с тыла, по верхотуре самой не лезь и самолетов берегись! Разлетались они больно. Вчера на Рыбачьем «полуторку» с пулеметов расстреляли. И по сторонам смотри! Диверсантов полно!
– Есть! – Речкин козырнул и поспешно вышел в коридор, где его ждал природнившийся до ненависти чемодан.
Глава 4
До своей заставы Речкин добрался часа через четыре. Промозглый северный ветер и проходящий зарядами моросящий дождь подгоняли его в пути. Алексей трижды проклял себя за то, что отказался от предложенного тещей свертка с вареной картошкой и домашним салом, проклял предательски переменчивую заполярную погоду, которая последние дни упрямо кричала своей, не характерной для этого края июньской жарой о том, что лето устоялось окончательно и брать с собой теплые вещи нет никакой нужды. Но, с другой стороны, молодой командир отлично понимал – еда и хорошая погода сморили бы его в пути и он бы попросту свалился с ног в объятиях крепкого сна.
И Речкин, подгоняемый голодом и холодом, упрямо шел вперед, карабкался по сравнительно недавно протоптанной тропе вверх по крутым склонам сопок, осторожно спускался вниз по скользкому от дождя мху, петлял вокруг болотин и маленьких, как лужи, озер…
Застава предстала перед Алексеем привычной для такой погоды унылой картиной. Озеро морщилось вспученной ветром рябью. Бельевая веревка, натянутая недалеко от воды, пустовала, покачиваясь под порывами ветра. Блестящие от влаги черные рубероидные крыши
На входе в здание заставы, в левое крыло, где находились казарма и служебные помещения, Речкина встретил хорошо знакомый ему сержант с повязкой дежурного:
– Товарищ лейтенант, дежурный по заставе сержант Корниленко! – вытянувшись по струнке, складно отчеканил он.
– Где начальник заставы? – первым делом спросил Алексей, поставив возле ног свой проклятый чемодан.
– На границе, товарищ лейтенант! – бодро ответил Корниленко. – Он и политрук!
– А старшина?
– В столовой, товарищ лейтенант! Приготовление пищи контролирует!
Речкин одернул промокший рукав и взглянул на наручные часы.
– Не поздновато ли для ужина? Почти восемь уже!
– Теперь все по-новому, товарищ лейтенант, половина бойцов спят, вторая половина на границе. Вот и распорядок весь поменялся!
Речкин нахмурился. Вопросов было много, но, понимая, что он еще не раз выслушает подробный рассказ о нововведениях и от Круглова, и от политрука, и от старшины, решил без лишних расспросов оставить свое любопытство на потом, чтоб не задерживать ни себя, ни сержанта.
– А я-то не пойму – чего это Герда разгавкалась?! Подумал уже, что смена пришла, да вроде как рановато еще…
– Корниленко… – Речкин перебил сержанта тихим усталым голосом. – Отнеси мой чемодан в правое крыло и оставь подле моей комнаты. И старшине скажи, что я прибыл и жду его в канцелярии.
– Есть! – молодцевато козырнул сержант и, схватив чемодан, поспешил в правое крыло.
В помещении казармы тишина стояла гробовая. Кто-то мирно посапывал во сне, кто-то беспокойно сучил ногами, скрипя панцирной сеткой кровати. Дневальный несколько растерялся, увидев вошедшего помощника начальника заставы, который должен был быть в отпуске. Опомнившись, он уже сделал первый шаг навстречу Речкину, но тот поднес палец к губам, чтоб дневальный не будил бойцов своим голосом и беготней.
В канцелярии Алексей пригрелся на стуле, прислоненном спинкой к стене, которую представляла задняя стенка кирпичной печи, что отапливала это крыло здания. Тело его, вымерзшее, как казалось, насквозь, еще долго вбирало в себя тепло, непроизвольно вздрагивая. Алексей задремал.
Старшина – полноватый круглолицый армянин средних лет с жесткой щеткой черных с проседью усов под выдающимся кавказским носом прибыл из столовой, когда Речкин уже вовсю сопел, широко разинув рот и запрокинув голову на плечо.