Ветер нашей свободы
Шрифт:
— Ты съедаешь бедных маленьких мышек? — испуганно смотрит на меня, а ее рука дрожит все сильнее. Неужели я такой страшный?
— И маленьких птичек тоже.
10. "Бразерс"
Ночь — мое время.
Время, когда свободен от любых запретов, обязательств. Только с наступлением тьмы могу хоть ненадолго забыть, кем являюсь на самом деле. Сейчас я не человек, которого ненавидит собственная мать — женщина, полностью утратившая человеческое лицо, умеющая только лишь пить и ненавидеть. Ночью могу забыть о ней, о ее вечных упреках, злобе, той ярости, что испытываю в присутствии этой женщины. Сейчас есть только дорога, свежий ветер, Фрэнк, музыка, льющаяся в меня через
Музыка давно стала моим лекарством, панацеей, спасением. Как и живопись. Творчество помогает освободиться, очистить душу, вырвать оттуда то, что отравляет изнутри, мешает жить, дышать. Рисуя или играя на гитаре, могу обнажить скрытое от посторонних глаз, не опасаясь быть непонятым. Тюнинг, ремонт мотоциклов, аэрография для меня тоже творчество, без которого уже не мыслю своей жизни.
А еще сегодня вечером мне на одно мгновение показалось, что Птичка сможет стать для меня убежищем, спасением. Почудилось, что сможет эта миниатюрная девушка стать тем якорем, что способен будет удержать мою растрепанную душу на плаву, не даст потонуть. Но миг прошел, мираж рассеялся, и я ушел. Потому что просто не знал, как правильно поступить: подпустить ее к себе или оттолкнуть? Попробовать получить от нее что-то большее или забыть навсегда к ней дорогу? И я просто ушел, потому что не мог по-другому. Я всегда ухожу.
Уехав от Птички полчаса назад, оставил ее с еще большим количеством вопросов, чем раньше. Видел, как она боролась с собой, своим любопытством, только в мое нутро так просто не пролезешь — обычно никого туда не пускаю. Я так и не придумал, с чего начать рассказ о себе. Да и хрен с ним — главное, пережить этот месяц и ни разу не сорваться. Не хочу ее пугать, мне не нужен ее страх. И каким бы Филином я ни был, не хочу, чтобы Птичка боялась меня.
Еду в "Бразерс" — место, где могу быть самим собой; место, где не нужно притворяться или о чем-то беспокоиться. Я мало, в чем уверен в этой жизни, но одно знаю точно: свой стылый, отравленный ненавистью, выхолощенный печальными ветрами дом с легкостью променяю на этот клуб, где мне знаком и дорог каждый уголок.
Каждому человеку нужны те, кто его понимают. Те, с кем он может чувствовать себя свободным. Мне повезло в этом плане. Арчи, Брэйн, Роджер и другие братья стали частью меня — теми, кто по-настоящему дорожит мной, кому я важен. Зачем же искать кого-то еще?
"Бразерс" — место, где царит свобода. В этом клубе можно делать абсолютно все, не опасаясь, что об этом кто — то может узнать, неправильно понять или осудить. Викинг, ветеран байкерского движения, открыл клуб лет десять назад. Изначально это было место только для своих, но со временем "Бразерс" стал излюбленным местом отдыха всех, кто понимает толк в хорошей музыке, пиве и просто любит свободу.
Подъезжаю к парковке, забитой до отказа — в субботние ночи здесь особенно оживленно. Ищу место, где притулить Фрэнка, и после недолгих поисков все-таки нахожу.
"Бразерс" занимает один из залов бывшего кинотеатра — культового места для каждого жителя нашего города. Вплотную к нему притулился, сияя огнями, клуб с громкий названием "Лас Вегас", собирающий на своем танцполе золотую молодежь. Нам до них дела нет, а вот им мы интересны. Экзотика все — таки. Сахарные мальчики считают нас грязными, вечно пьяными полубомжами, зато девушки, устав от этих рафинированных мальчонок с золотыми волосами и чистыми, словно небо, глазами приходят в "Бразерс". Мы не против — девчонки — то красивые, несмотря на несколько лишних килограмм силикона и ботокса. Правда, туповатые, но не суть. На один вечер и глупая сойдёт. Во всяком случае, интеллектуальные беседы никто с ними вести не собирается, а как украшение сгодятся.
Открываю тяжелую, обитую железом дверь и попадаю в царство шума и хаоса. Здесь повсюду мотоциклы, даже к потолку привинчены, — раритетные и не очень.
Ищу глазами Арчи и, наконец, нахожу его недалеко от сцены, на которой выступает малоизвестная рок — группа. Солист, чьего лица не видно из-за нависших сальных волос, выкрашенных в радикальный чёрный цвет, трясется, будто в лихорадке. "Народ, мы любим вас!" — орет певец, высвобождая на миг из волосатого плена юное, покрытое прыщами, лицо.
— О, Филин, друг, ты пришел! — кричит Арчи, красный от натуги.
Армреслинг — любимая забава лысого, после вливания в свой крепкий организм пива. Кружка с неизменным Lager'om стоит рядом. Это его приз, бонус.
— Ястреб, твою мать, сдавайся! — рычит Арчи, налегая на тонкую, жилистую руку своего противника. Ястреб на это криво улыбается, но не сдаётся. — Все равно, куда тебе со мной тягаться. Посмотри на себя и на меня. Ты же глист, не иначе, а лезешь.
Арчи невысокий, но очень крепкий. Широкие плечи, сильные руки, мощь и напор, яростный огонь в зелёных глазах, легкая степень сумасшествия — все это делает Арчи тем, против кого сложно устоять. Девушки, недолго пробыв в его обществе, готовы на многое, чтобы заполучить Арчи. Наверное, чувствуют в нем настоящего мужчину. Ох, сколько их пыталось повесить ему на шею ярмо, но он никого в этом качестве не рассматривает. Ему всегда нужна была лишь Нат, все остальные — не долее, чем на несколько часов.
— Ястреб, слышал его? Сдавайся! — хохочет Олег, молодой парень, работающий в "Банке" механиком. — Он тебе так руку поломает. От этого психа всего можно ожидать.
— Я ему шею тогда сверну, — шипит Ястреб, свободной рукой вытирая пот со лба. Черные волосы сегодня собраны в хвост.
Вижу ненависть в глазах тощего, что огнём полыхает, угрожая сжечь все вокруг, и Арчи в первую очередь. Не понимаю, как друг не замечает этого, зачем вообще водится с этим скользким типом? Интересно, что у Ястреба на уме? Почему так зло смотрит на лысого? Из-за Матильды? Ну, так Арчи никого никогда не принуждает. И голый демарш девушка устроила явно не из-за любви к своему поклоннику — доходяге, а ради того, чтобы, восхитившись такой смелостью, Арчи трахнул ее еще хоть один разок. Но мой друг дважды ни с кем в постель не ложится, какие бы провокации на его голову не устраивали.
— Арчи! — хором скандируют какие-то девицы, облепившие моего друга со всех сторон. Одна влажной салфеткой протирает ему лысину, от чего другие неодобрительно косятся в ее сторону. Это так забавно, что я не могу удержаться от смеха.
— Сейчас, куколки, уделаю этого тощего засранца, и пойдем, выпьем.
От безумной музыки, льющейся со сцены, где припадочный певец упорно изображает из себя Сида Вишеса* (лидер группы Sex Pistols) в голове гудит. Только этому заморышу до своего кумира, как до Луны — нутро пустовато, зато претензий вагон. Хочется влезть на сцену и навалять придурку, чтобы перестал насиловать рок — н–ролл, но сдерживаюсь — Викинг их сюда зачем — то пригласил, значит кому — то их музыка по вкусу.
— Ну, как тебе ребята? Хороши?
Викинг, как всегда бесшумный, вырастает слева. Он похож на скандинава — высокий, широкоплечий, подтянутый, с длинными распущенными волосами до плеч и длинной густой бородой. Глаза цвета грозового неба и легкая проседь в волосах делают его схожим с каким — нибудь богом скандинавского пантеона.
— Ты же прекрасно знаешь, как я отношусь к подобным юным дарованиям, — ухмыляюсь, беря в руки протянутую Викингом бутылку пива.
— Знаю, — улыбается хозяин клуба в ответ. — Пусть играют, мне нынче не до них.