Ветер отчаянных надежд

Дибривская Екатерина Александровна

Мальчонка слушает, затаив дыхание. Улыбается мне и подставляет ладошку:

– Дай пять, – говорит он мне.

– Лёшка, – в голосе Полины прорезаются стальные нотки.

Я понимаю, что скоро эмоции её подведут, а значит, на сегодня уже достаточно нашего тесного взаимодействия.

– Всё в порядке, – качаю головой.

Несильно ударяю по ладони ребёнка и, улыбаясь, тороплюсь попрощаться:

– До завтра, дружок! Береги рыбку и не огорчай маму.

– До завтра! – радостно улыбается Лёша.

А потом он делает то, чего не ожидает никто из нас – мальчонка

обнимает меня. Полина застывает. На её лице смесь шока и ужаса. Она смотрит на сына, словно он играет у пасти хищника. Словно она теряет его. И это лишь сильнее подстёгивает меня выяснить правду.

Я смотрю прямо в её глаза, будто бы в глаза маленькой милой зверушки, загнанной в ловушку. Не могу себя пересилить. Не могу отвести взгляда. От её близости по телу разносятся мурашки. Сердце неистово бьется в груди. И я понимаю, что натворю много глупостей.

Потому что я хочу сделать её своей.

По её доброй воле.

Мишен инпосибл. Блядь.

7. Полина

Словно мне было и так недостаточно потрясений, как к нашему небольшому драмтеатру на выезде подлетает Иван Константинович.

– Полина Викторовна, голубушка! – радостно потирает он руки, не замечая накала страстей. – Наконец-то я вас нашёл. Разрешите представить – Николай Петрович Бакинский, ваш новый шеф. Николай Петрович, Полина Викторовна Вертинская, мой, ну точнее, теперь ваш личный помощник.

На счастье, я так и сижу на траве. Только это спасает меня от падения. В глазах темнеет, и я судорожно втягиваю носом воздух. Бакинский смотрит на меня во все глаза.

– Николай Петрович, – доверительно говорит мой старый шеф новому. – Вы уж не лишайте этот ценный кадр рабочего места. Уверен, вы сработаетесь. Никак ей нельзя без работы, она одна воспитывает ребёнка.

– Не стоит беспокоиться, Иван Константинович, – рубит Бакинский, не отводя от меня взгляда. – Я не планировал вносить кадровые перестановки.

– Чудненько, – мягко смеётся старый шеф, – видишь, Полина Викторовна, а ты переживала.

Я и сейчас переживаю. Какой там! Я в ужасе. Разве в огромном многомиллионном городе могла случиться такая нелепица? Пожалуй, только со мной! Вот только мои переживания никак не связаны с работой. Я всегда могу уволиться. А вот спрятать от Бакинского моего ребёнка, Лёшку, который никак не желает отрываться от своего… родственника, словно их ДНК притягиваются друг к другу как магнитом, мне уже не удастся.

Но вот сын перестаёт обнимать мужчину, и Иван Константинович улыбается.

– Николай Петрович, смотрю, вы тоже с сыном? Очень на вас похож! И у Полины сын примерно такого возраста…

Он всё говорит и говорит, а я не слышу. В моих ушах так громко бухает стук моего сердца, заглушая остальные звуки! Потому что Бакинский хмурится и разглядывает Лёшку теперь иначе. Словно до слов моего бывшего шефа он ещё не сложил части пазла, а после уже точно знает ответы.

Я пытаюсь встать, подняться уже наконец с травы, размять затёкшие ноги. И Бакинский, видя это, спешно протягивает свою

руку и обхватывает ею мою. От липкого страха кружится голова, а в груди сжимаются в спазме сердце и лёгкие. От знакомого обжигающего прикосновения рук этого мужчины во рту пересыхает, и сердце бьётся чаще. Бакинский не спешит разрывать контакт кожа-к-коже, даже когда я уверенно стою на ногах. Всматривается, словно что-то неожиданно вспоминает. Словно прикосновение пробудило неожиданное откровение. Словно он понял, кто я такая.

Но он лишь вежливо улыбается и отпускает наконец мою руку. А потом поворачивается к моему старому шефу.

– К сожалению, мне остаётся только мечтать о таком чудесном сыне! – говорит он и треплет волосы Лёшки своей рукой. – Мой… великовозрастный оболтус не вышел… приличным представителем рода человеческого. Азартный игрок и наркоман. Но я, конечно, сам виноват, что выросло, то выросло.

Он сжимает губы, и я вдруг вижу, как он постарел за прошедшие годы. Это Стас выматывает отца своим поведением. Возможно, мстит за то, что произошло. Но, скорее всего, он таким и был – жалким и выматывающим недомужчиной. Точно. Таким и был. Раз позволил произойти тому, что произошло.

– А у вас, Полина, – Бакинский снова проникновенно смотрит мне в глаза, – замечательный мальчуган. Просто золото.

– Спасибо, – дрожащим голосом отвечаю я ему и протягиваю руку Лёшке. – Идём, сынок. Мы достаточно нагулялись, пора и позаниматься.

Вижу, что у моего малыша эмоции бьют через край, и он упирается. Упрямо стоит рядом с… родственником и смотрит на него, задрав головку.

– Николай, а ты можешь проводить меня до во-о-о-он того домика? Мы с мамой там живём, – бесхитростно просит он.

– Хорошо, – улыбается ему Бакинский, и я разлагаюсь от тяжёлых мыслей.

Если бы несколько часов назад мне сказали, что я стану всерьёз размышлять на тему, как органично мой сын смотрится рядом с этим мужчиной, как радуется его обществу и как сам мужчина покладисто сажает моего сына на плечи, я бы разбила себе лицо.

– До завтра, – растерянно говорит нам Иван Константинович.

– Всего доброго, – киваю я ему.

– Буду ждать вас за завтраком, Иван Константинович. – говорит Бакинский. – Обсудим пару моментов. И буду рад, если вы, Полина, тоже присоединитесь к нам, чтобы быть в курсе.

– Как скажете, Николай Петрович, – машинально отвечаю я, но тут же спохватываюсь: – Хотя, не думаю, что это будет удобно. Я же с сыном.

– Полина, нам не помешает наш сын, – мягко возражает он, но мне слышится только одно – оговорка. Намеренная. Я уверена в этом. – Ваш ребёнок не сможет нам помешать обсудить несколько рабочих моментов перед прогулкой.

От волнения я не понимаю, послышалось или нет. Или мой разум затеял со мной какую-то изощрённую игру?

Бакинский смотрит на меня пронзительно, словно что-то для себя решает. Его взгляды настораживают куда больше тех, что летят в нас со всех сторон.