Ветер перемен
Шрифт:
– Я ж про свиней совсем забыла! Они ж там, наверное, голодают, бедняги. Олежик, пойдем.
Зинаида Михайловна опрометью выскочила из палатки. За кормом для свиней, догадался я. Видно после исчезновения Маши, обязанность смотрителя за «пятачками» легла на ее плечи. Я знал, что Зинаида Михайловна скоро вернется, поэтому не спеша пошел к загону. Там все было как и прежде, только сладкая парочка уже закончила свои амурные дела и теперь похрапывала в уголке. Устали, труженики!
Уже издалека завидев женщину с тазиком, свиньи оживились и радостно захрюкали, предвкушая пирушку. Зинаида Михайловна прошла
– Я сейчас открою перегородку, чушки налетят как саранча. Проследи, чтобы Гектор не оказался одним из первых, хорошо?
Гектор – самый здоровенный боров из всех здесь присутствующих. Не найти его в толпе практически невозможно. Но у него был еще один опознавательный знак – на боку несмывающейся краской была нарисована буква «Г». Гектор в силу своих размеров был еще и самым прожорливым среди всех своих сородичей, поэтому если его подпустить к еде раньше остальных, то он сожрет все без остатка.
– А что я смогу сделать? Я ж его не удержу.
– Придумай что–нибудь.
Зинаида Михайловна подняла перегородку вверх, свиньи ринулись к еде. Пирушка началась.
Глава 3. Тротил много дел наворотил
Тротил является продуктом воздействия смеси
азотной и серной кислот на толуол.
Почти сразу же после того, как все свиньи набили свои животы непотребного вида мешаниной непонятно чего, я вернулся на «Ладожскую». Даже несмотря на уговоры Зинаиды Михайловны, которая до последней минуты не хотела меня отпускать. А когда же я отчаялся уйти по–хорошему, объяснил, почему мне нужно покинуть её. И как только сообщил Зинаиде Михайловне о своем намерении сопровождать группу Петра Данилыча, она так завелась, что было просто уму непостижимо. Стала мне втолковывать, что «это опасно», что «от подрывников ничего хорошего не жди» и прочее в этом роде. А я и так это знаю, но решение-то уже принято.
В общем, под конец рассердился я сам и, не сказав ни слова, повернулся спиной и ушел. Уж не знаю, как на это отреагировала Зинаида Михайловна. Наверное, обиделась. А может, поняла, что сама виновата, что я вот так, по–английски, не прощаясь, ушел от нее. В любом случае, в следующий раз как побываю на «Новочеркасской», обязательно перед ней извинюсь. Все–таки я тоже нехорошо поступил.
Обратно идти по туннелю было уже не так страшно. Все мысли были заняты моим уходом от Зинаиды Михайловны и известием о пропаже Маши, и мне было так паршиво, что никакой абсолютно боязни я не испытывал.
Так, почти незаметно и дошел до «Ладожской». Дом, милый дом! За те годы, что я провел под землей, станция стала для меня родной, хотя до Катастрофы моя квартира находилась близ «Улицы Дыбенко». Сюда нас с мамой пригласил переехать дядя Вова, на что мы, немного поколебавшись, дали согласие. Перевезли на «Ладожскую» все свои вещи и вскоре очень хорошо там обустроились.
Поначалу мы с мамой жили в нашей палатке вдвоем. Но с годами я рос и становился все выше и больше. Места в небольшой палатке нам двоим стало не хватать. Тогда я «переселился» в вагон поезда и впоследствии спал там. И, скажу по правде, мне это нравилось больше. Перед сном можно поговорить с соседями – в вагоне лежа могли поместиться шестнадцать человек – чего в палатке сделать не получится. Да и вообще, на мой взгляд, в электричке удобнее и комфортнее.
Спать мне сейчас совсем не хотелось. Тем не менее, я все–таки пошел устраиваться на боковую. Сон обязательно придет, нужно просто некоторое время полежать без движения и глаза должны будут закрыться сами собой.
Вот и мой вагон номер 10280. Именно здесь я провожу большую часть своей жизни в метро. Старенький уже, все железки в нем давно покрылись ржавчиной, как, впрочем, и в остальных электричках. Бывшие когда–то коричневого цвета обивки сидений уже не являлись таковыми. Их теперешний оттенок попросту не имеет названия – некая смесь бордового, пунцового и рыжего. Все стекла были настолько грязными, что мыть их уже было бесполезно – слой пыли въелся намертво.
Однако, несмотря на все эти недостатки, вагон меня вполне устраивал.
Я улегся на сиденье, подложив под голову руки, и постарался ни о чем не думать. Я приказал мыслям на время улетучиться из моей головы. Похоже, они меня послушались, потому что сразу стало так легко, и в ушах лишь «завывал ветер».
Спустя уже минуту бездумного лежания, меня начала одолевать дремота. Когда я уже готов был закрыть глаза, чтобы погрузиться в безмятежное царство Морфея, невольно вспомнилось, что завтра мне предстоит тяжелый день. Я вновь прокрутил в голове наш разговор с Петром Данилычем и вспомнил, что встать мне надо очень рано.
Проблема! Теперь мне уже было не до сна.
Итак, встает вопрос: что делать? Ответ вроде как очевиден: поставить будильник, тем более что он у меня есть. И все бы хорошо, но ведь я в вагоне буду не один. Через некоторое время придут еще люди, которым завтра не потребуется вставать в такую же рань, что и мне. Монотонное и раздражающее «дзынь–дзынь–дзынь» будильника непременно разбудит всех, кто будет находиться не только в этом, но и в соседних вагонах тоже. За несвоевременное пробуждение мне спасибо всяко не скажут.
Один мудрый человек, уже не помню кто, говорил: «Выход есть всегда». Очень умная мысль. Например, самый простой выход из любой ситуации – ничего не делать. Но простой, не значит рациональный.
Ну а раз выход есть всегда, то и я, в конце концов, что–нибудь придумаю.
Чисто теоретически я мог просто лечь спать и ничего не предпринимать. Я нужен команде Петра Данилыча, а значит, без меня они не пойдут. А значит, они сами могут меня разбудить. Но слушать упреки мне никогда не нравилось, какой бы характер они не носили. Нет, так дело не пойдет, так что стоило подумать еще.
И пока мои мысли были заняты поиском решения вставшей передо мной проблемы, в вагон вошел Митек с грязной замызганной подушкой под мышкой. Я поначалу его и не заметил, хотя такую тушу сложно упустить из виду.
Митек – это такой огромный, под два метра ростом, гигант с уровнем развития шестилетнего ребенка. Говорить он толком не мог, в основном только бессвязно мычал, изо рта у него довольно часто текли ручейки слюней. В остальном же он ничем не отличался от маленьких детей и был таким же человеком, как и все, просто… не обычным. Ребята с нашей станции частенько брали его с собой играть.