Ветер полнолуния

Байдак Дмитрий

«День похож на покойника в белом атласном гробу…»

День похож на покойника в белом атласном гробу.На изножие факел пурпуровый полог накинул.Даты златопрестольные: чрез земноводный карбункулмы пытаем оракула нежно-прозрачной пучины.День исполнен нирваны,звенящей немолчно глуши,епитимьи лесной и цепей добровольной аскезызавитков икебаныиз сумерек русской души,как поклон поясной предвенечного плача невесты.

Трамвайный бред

За аркой падший садмгновенной перспективойцепляет

за ушко насупленный трамвай.Как будто вскрыт гранат:рябин паллиативыбордо пятнают топольный Шанхай.За аркой светлый сад.И бронзовые бликиколеблются в очах разубранных теней.Схождением во адпомеченные ликии женственный замах обобранных ветвей.Декада проскрипит,сгустится дым багровыйи наземь истечет осадком золотым.Челнок залебезитпо слегшимся основами серебристый лед наткет из темноты.

«Аромат сентября – это слепок лица тишины…»

Аромат сентября – это слепок лица тишиныв неразглаженной ткани, скрывающей статую ночи,твоих локонов дымка оттенка коричневой хныи листвяного духа предсмертные тихие корчи.Пахнет холодом близким и пепельной жертвой костра,теплой девичьей тушью – твои подведенные брови.Забирается в горло пыльца предстоящих утрат,перепутав миндаль не забытых губами любовей.

«Определенное сочетание…»

Определенное сочетаниеатмосферных явлений, одиночестваи настроения наблюдателяпроизводит зависание в воздухелиста клена.Дельтаплан без пилота.

Элегия

Вечер кроткий, вечер светлыйразобрал постели.Комариный ад и пеклонад свечой. Блестелиноготки росяных капельзвездным перламутром,и клинки сверчковых сабельстрекотали мудро.На балконе, над бояркой,теплится и греети нежаркий, и неяркийпапиросный лепет.Вот ломается и в безднупадает желанье;веет чудом невозмездным,ангела крыламиоттого, что под зенитом,словно под чинарой,тает кубок неиспитыйпалевым загаром.

Знамения

Сонный дух мосты плетети быки на спиныпринимают свой пролет.Тёмен двор Гостиный.Плач сигнального огнямечется по стенам;то прешпектами в саняхмчит курьер военный.Может, гоголевский бредбередит Россию?или упряжь новый Смердладит ей на выю…То ли ужас входит в костьузника порфиры?..С четырех сторон взялосьпламенем полмира;над знамением всерьезсонный дух хлопочет.Загоняет время песпес небесный, Гончий…

«Когда возлюбленная смотрит снизу…»

Когда возлюбленная смотрит снизу,положив голову тебе на грудь, —не правда ли, что ее глаза похожина тлеющее двоеточиеперед дальнейшим перечислениемпоцелуев?..

Раба реки (1992)

«Громкие голоса на темной улице ночью…»

Громкие голоса на темной улице ночьюпроходят волной по дому, расплескивая децибелыотдельными наблюдениями, детскими страхами, сочнымматом и обязательным хохотом баб дебелыхЭто – заочный урок раскованной прозы. Впрочемесли ты пишешь сразу в длину строкии рифму к ней на подходе имеешь, минуя смысл, —значит, ты одноног умом, но не с той ногилечь ухитрился, чем уровень свой повысил(всё соблюдается, но не видать ни зги).Сон обязательно в руку, затекшую под подушкой.Надо проснуться, походя зарифмовать следы,в новую форму чернила влить, отнести на сушкунекоему филологу. И нюхать табачный дым,покуда он разберется в деталях новой игрушки.

Извлечение

«… Облезает зима, истекая в решетки и люкииз-под черного снега вдоль мокрых проезжих частей,так похожих на реки, противные всякой наукеи углами прямыми, и кучей собачьих костей,похороненных рядом с опорой рекламного стендав баснословной могиле без гроба сержантом ГАИ, —не по зову души, а ввиду пониженья процентачистоты и порядка на улицах города, ипо прошествии марта все тайное вышло наружу,бытие забурело, охрипнув от высшего «до»,и падением тела в холодную скользкую лужуотрезвило сознание», – «Слишком напыщенно. Но..

Антиномический диптих

1.

Стена, твой пористый бетонне охлаждает, только колет;обратно лепят новый хоббити разливают ацетон.За дальним мостом солнце задомсадится в реку. Ум, зараза,заходит медленно за разум;пересыхает Иордан и прекращает интифаду.Таки врасти в пределы тенине вышло (выпукло лицо);учитесь жить заподлицои ботать грамотно по фене.

2.

Помазаньем пасхальной синевыпо городской надтреснутой природеосудим высь. Но будем с ней «на вы»,всегда «на вы» – и в облачном обводесогреем заживающие швы.По телефонной каббале иди,стирая пальцы, в шорохе припоев,на шелковом запетленном путиузлы отточий походя освоив,и метастазов голые культина паперти страницы разложивбессмысленным и наглым препаратом,патологоанатому скажи,что это – мясо Муция из Спарты,который Муций, кажется, не жил.

«За штриховкой воды, за решеткой ее легковесной…»

За штриховкой воды, за решеткой ее легковеснойновоявленный «вольво» ведет за собою назадпраздноглазую тварь, обсосавшую все манифесты,на печально-игривый, предписанный в святцах, парад.Мы на этом параде, – верхом на поддатых папашах.Вымпела. И цветные шуршат над рядами шары.На пробор облаками колонны заглажены нашив духе южного ветра (поверху, где глохнут миры).Потому на глазах тут, внизу, стекленеют ландшафты,и подарочной лентой пропущен по ним транспарант;серый «вольво» плывет, сердобольный, литым космонавтоммеж туземцами – нами, небрежно целуя асфальт.