Ветер с Варяжского моря
Шрифт:
– Выкупил-то выкупил… – начал Вышеслав.
Горячий напор в голосе Загляды вдруг напомнил ему мать, перед которой он до сих пор терялся, и он не сразу нашел ответ.
– А что он мог еще сделать? – воскликнула Загляда. – Сам умереть и других за собой потянуть? Тебе от этого много пользы было бы? Нет, княже светлый, если искать виноватых, то не здесь надо начинать! Поздно было умирать со славой, когда Эйрик ярл с десятью кораблями под берегом стоял. Как он сюда пришел, нежданный – вот в этом чья вина? Сам рассуди – чья?
Она помнила, как сама вот так же обвиняла Снэульва, но с тех пор она сумела разобраться в обвинениях
– Княже! Князю скажите! – вдруг завопили голоса на дворе. – Люди едут из Новгорода!
Вышеслав вышел на крыльцо. Ворота ярлова двора широко раскрыли, впуская новгородский отряд. Вышеслав был рад приезду Столпосвета – мудрый боярин, знаток Правды и обычаев, поможет ему разобраться в деле так, чтобы сохранить мир в Новгороде и Ладоге.
Сначала во двор въехала часть дружины, и тут же Вышеслав увидел несколько знакомых лиц из новгородских варягов. Потом в воротах показался Столпосвет, а следом за ним появилась верхом на коне женская фигура в яркой одежде. Вышеслав охнул, завидев багряный плащ, обшитый собольим мехом с золотой тесьмой, блеск золотых застежек на груди, белую повязку с тремя золотыми лентами надо лбом. Этого он не ждал.
Еще в воротах княгиня Малфрида окинула взглядом двор и сразу увидела сына на крыльце. Повинуясь ее взгляду, Вышеслав сам кинулся с крыльца, подвел лошадь к хоромам и помог матери сойти на землю. Приветствуя княгиню, он уже улыбался, и не просто от радости, а от облегчения. Теперь у Оддлейва ярла будет другой защитник вместо него, гораздо более твердый и находчивый.
С приездом Столпосвета и княгини Оддлейв и Ильмера приободрились, а споры разгорелись с новой силой. Коснятин и новгородские бояре, прежде слушавшие Столпосвета, теперь твердили, что он тесть Оддлейва и потому не может быть судьей.
– А вы можете? – нападала на них княгиня Малфрида. – Будто я не знаю, Разумей, что ты хочешь! Тебе не дает спать ладожская дань! Ты сам хочешь сидеть на месте Оддлейва!
– Ты, княже, как знаешь! – воскликнул наконец Коснятин. – Ты думай, кто тебе любезнее – варяги или словены! Коли ты словенским князем назвался, то и верь нам, а не ворам заморским!
– Довольно! – воскликнул вдруг Оддлейв, потеряв терпение. Ильмера и Столпосвет, желавшие что-то сказать, сдержались. – Кто обвинил меня в измене – пусть выйдет сюда, – продолжал Оддлейв ярл, глядя прямо в глаза Коснятину. – Мы сказали очень много слов, но они не помогли нам найти правду. Видно, люди не могут ее найти. Так пусть ее ищут боги! Честь не может ждать долго.
Оддлейв снял с головы шапку и бросил ее на пол перед князем, между собой и Коснятином. Коснятин мгновенно ответил тем же, соглашаясь на поединок. Еще в Новгороде он думал об этом, но там епископ Иоаким помешал им с Ингольвом решить спор о чести мечами. Теперь же епископа не было, и другого пути не оставалось. За каждым из противников была своя правда, и только боги могли разобрать, чья правда сильнее.
– Ах, слава Отцу Ратей! – на северном языке воскликнула княгиня Малфрида. – Наконец-то он надоумил тебя, Оддлейв! Да будет счастье твоим рукам!
Вышеслав не понял восклицания матери, но по ее лицу видел, что она довольна. И у него у самого гора свалилась с плеч. Чем бы теперь ни кончился поединок – это будет воля богов, и ему будет не в чем упрекнуть себя.
– Что вы скажете, бояре и дружина? – уверенно спросил Вышеслав, обводя взглядом гридницу. – Честен ли будет такой суд?
– Честен, княже! – первым отозвался Столпосвет. – Боги ни с кем не в родстве, ни на чье место не метят, никому за невесту не мстят – они справедливо рассудят.
Коснятин скрипнул зубами. Даже будучи давно женатым на другой, он не мог забыть того, как пять лет назад сватался к Ильмере, но получил отказ, а она вскоре вышла за Оддлейва. С тех пор он не мог спокойно видеть гордую красавицу и был бы рад оставить ее вдовой, пусть и без надежды ввести когда-нибудь в свой дом.
– Пусть Перун рассудит вас, – произнес Вышеслав. – И пусть отдаст победу правому.
– Я зову Перуна и Одина показать – на мне нет измены конунгу Вальдамару и сыну его, конунгу Вышеславу! – твердо сказал Оддлейв, держа руку на рукояти меча. – Если мои слова неправда, пусть я буду убит с позором и род мой исчезнет с земли!
Вышеслав кивнул, принимая его клятву перед поединком. Подтвердить ее верность должны были боги.
– В твоем доме тебе биться нельзя, – сказал Оддлейву Приспей.
– Мы можем идти за ворота, – безразлично отозвался ярл.
Только малая часть его души замечала, что происходит вокруг, а большая часть уже была сосредоточена на предстоящем поединке.
Князь и княгиня, бояре, дружина, оба поединщика вышли с ярлова двора и по улицам Княщины направились к воротам. За ними тянулась толпа, жители городка выглядывали из домов, спрашивали, куда и зачем идет столько важного народа. Узнав, в чем дело, княщинцы бросали дела и бежали следом. Оддлейв никого здесь не притеснял, а после набега Эйрика жители Княщины были очень благодарны ярлу за свое спасение и вовсе не хотели бы сменить его на другого.
– Оболгали нашего боярина, хотят с места согнать! – говорили они. – Давно хотят, кто же не знает!
– Завидно иным, что он в богатом месте живет!
– На варягов, известно, все вины валят. Чуть где что – варяги виноваты!
За воротами Княщины, на земле, которая уже не принадлежала Оддлейву, все остановились. Толпа разошлась, освободив широкую площадку. Гриди Вышеслава огородили ее ореховыми жердями, воеводы сравнили мечи обоих противников.
– Начинайте! – велел Столпосвет. – И пусть боги рассудят вас, пусть Перун Громовержец отдаст победу тому, чья правда!
Противники сошлись. Оддлейв напал первым: несправедливое обвинение жгло его и наполняло ядом воздух, которым он дышал. Но помнил он и другое: если он будет побежден, то умрет, опозорив свое имя и оставив обвинение в наследство жене и будущему ребенку. А этого Оддлейв не мог допустить. Мысль о ребенке, которого он еще не видел, делала каждый его удар сильным, а каждое движение – осторожным и рассчитанным.
Гриди, бояре, простолюдины, славяне и скандинавы плотным кольцом окружили площадку поединка и молча наблюдали. Здесь было не так, как на схватках в Медвежий велик-день, когда зрители бьются об заклад о победителе и криками подбадривают своих. Здесь закладом были жизнь и смерть, честь и бесчестье. В тишине слышался только звон двух мечей и дыхание противников; никто из зрителей ни звуком не смел оскорбить выражение воли богов.